Энн Пэтчетт - Голландский дом

Я обнял ее, потому что не представлял, как еще выкрутиться. В моих воспоминаниях Флаффи была великаншей, которая со временем становилась все выше, но оказалось, что это миниатюрная женщина с мягкими округлыми формами. На ней были слаксы и тот самый синий кардиган, о котором упоминала Мэйв, — ну или у нее было несколько одинаковых. На мгновение она прижалась щекой к моей груди, после чего отстранилась.

— Фуф! — сказала она, обмахиваясь рукой, как веером; ее зеленые глаза увлажнились. Она снова села за стол, где уже стоял кофе со слойкой:

— Да уж, это непросто. Я ведь тебя растила, знаешь ли. И так каждый раз, когда я встречаю кого-то из детей, с которыми нянчилась, но ты у меня был первым. Тогда я еще не знала, что не стоит всем сердцем привязываться к ребенку, если только ты его не родила. С моей стороны это было самоубийством, но я сама была ребенком, а тут еще ваша мама ушла, и твоя сестра заболела, и ваш отец… — Сказуемое она решила опустить. — У меня были все основания прикипеть душой.

Она замолчала, чтобы выпить полстакана воды со льдом, после чего поднесла к губам бумажную салфетку.

— А жарко здесь, да? Ну или это мне жарко. Я немного нервничаю. — Она взялась за скругленный воротник своей блузки и принялась помахивать им взад-вперед. — Я нервничаю, а еще я в том самом возрасте. Тебе-то я могу такое говорить, да? Ты ведь врач, хотя выглядишь как старшеклассник, надо сказать. Ты правда врач?

— Правда, — смысла пускаться в разъяснения не было.

— Вот и хорошо. Славно. Твои родители бы гордились. И можно еще кое-что скажу? Вот сижу я, смотрю на тебя, и твое лицо, похоже, в полном порядке. Не знаю, чего я ожидала, но на тебе ни отметинки.

Я подумал, не показать ли ей шрамик у брови, но не стал. Подошла официантка — черные кудри стянуты на макушке резинкой — Лиззи, мы были знакомы, и поставила передо мной кофе и булочку с маком. «Только испекли», — сказала она и ушла.

Флаффи не без удивления посмотрела ей вслед.

— Тебя здесь знают?

— Я живу рядом.

— А еще ты красавчик, — сказала она. — Женщины запоминают таких, как ты. Впрочем, Мэйв говорит, у тебя есть девушка — от которой, она, кстати, не в восторге, чтобы ты знал. Впрочем, это не мое дело. Я просто рада, что не повредила твое лицо. Последний раз, когда я тебя видела, ты был весь в крови и кричал, после чего Джослин увезла тебя в больницу. Я была уверена, что убила тебя, столько крови было, но все вроде не так уж плохо.

— Жив-здоров.

Она изобразила подобие улыбки — одними губами.

— Сэнди сказала мне, что все обошлось, но я ей не поверила. Что еще она могла сказать? Меня это потом годами преследовало, годами. Я мучилась этим. И я же потом не общалась с ними. Как в город переехала — так и все. Иногда нужно оставить прошлое в прошлом.

— Точно.

— Что возвращает меня к мыслям о твоем отце. — Она допила оставшуюся воду. — Мэйв мне все рассказала. Мне очень жаль. Ты ведь знаешь, что ужасно на него похож, да? Мои дети — дворняжки, все трое. Совершенно не похожи ни на меня, ни на мужа. Бобби итальянец — Ди Камилло. Фиона Ди Камилло — имя для дворняжки, если такое вообще возможно. Бобби не знает о нас с вашим отцом. — Она замерла: внезапный приступ паники подкатил к ее горлу. Природа предавала эту женщину на каждом шагу. Ее лицо трепыхалось от эмоций, как флаг на ветру. — Мэйв ведь тебе рассказала — да? — про нас с вашим отцом.

— Да.

Флаффи вздохнула, покачала головой.

— Господи, а мне-то казалось, что я, ну, просто вляпалась, бывает. Бобби об этом знать ни к чему. Тебе, наверное, оно бы тоже ни к чему, но что уж теперь. Я была совсем еще юной и несмышленой. Думала, он на мне женится. Я спала на втором этаже, рядом с вашими с Мэйв комнатами, — то есть мне-то казалось, вопрос лишь в том, чтобы переехать чуть дальше по коридору. Ну-ну.

Официанткам в кондитерской приходилось передвигаться между столами боком, держа кофейник высоко на весу. Была толкучка, свет проливался на пластиковые столешницы, серебристые приборы, толстые фарфоровые чашки, но я этого не замечал. Я вновь оказался на кухне Голландского дома, вместе с Флаффи.

— Тем утром, — продолжила она, многозначительно кивнув, чтобы от меня не ускользнуло, о каком именно утре речь, — мы с твоим отцом поругались, и в голове у меня был бардак. Я не говорю, что в произошедшем не было моей вины, я лишь говорю, что была не в себе.

— Из-за чего поругались-то? — Я блуждал взглядом по прилавку — пироги и пирожные были раза в два крупнее стандартного размера.

— Из-за того, что мы никак не поженимся. Он никогда впрямую и не говорил, что собирается на мне жениться, но — какой это был год? 1950-й, 51-й? Мне и в голову не приходило, что может быть иначе. Я лежала в его постели, извини за подробность, он встал, чтобы одеться, и я почувствовала себя такой счастливой, вот и ляпнула: пора, мол, начать планировать. И он переспросил: планировать что?

Я громко выдохнул. Как же мне была знакома неловкость этой ситуации.

Флаффи вскинула брови, отчего ее зеленые глаза стали еще крупнее.

— Если бы дело было только в том, что он не собирается на мне жениться, — что тоже плохо, но не в этом суть. — Она замолчала и подцепила вилкой кусочек слойки. Затем, отрезая понемножку, съела всю целиком. И больше ни звука. Флаффи, без умолку говорившая с тех самых пор, как я перешагнул порог, внезапно замолчала, как механическая лошадка в ожидании монетки. Я ждал, когда она снова заговорит, пока это было благоразумным.

— Продолжение-то будет?

Она кивнула. Ее невероятная энергия вся куда-то улетучилась.

— Уж не сомневайся.

— Весь внимание.

Она смерила меня строгим взглядом: не переиграй в искушенность, малыш.

— Он сказал, что не женится на мне, потому что по-прежнему женат на вашей матери.

Ничего подобного мне и в голову не приходило.

— Они так и не развелись?

— Я смирилась со своим аморальным поведением, и останавливаться была не намерена. Я спала с мужчиной, за которым не была замужем, — ясно, понятно, моя вина, мне с этим жить. Но я думала, что ваш отец разведен . Я никогда не легла бы в постель с женатым мужчиной. Ты ведь мне веришь?

Я сказал, что верю, разумеется. Не сказал я ей о том, что мужчина, который хочет переспать с хорошенькой девушкой, живущей за соседней дверью, едва ли собирается на ней жениться. И лжи лучше, чем сказать, что женат, не придумаешь. Мой отец был не большим католиком, чем я сам, но даже этого было достаточно, чтобы он не стал двоеженцем; Андреа была слишком умной, чтобы выйти замуж за двоеженца; адвокат Гуч был слишком дотошным, чтобы пропустить подобную деталь.

— Я бы ни когда не сделала ни чего против вашей матери. Да, мне нравился ваш отец. Он был красив, печален и все такое прочее, молодых девушек это притягивает, но в моем сердце была Элна Конрой. Я никогда даже не помышляла о том, чтобы занять ее место, никто бы не осмелился, но я хотела заботиться о тебе, о твоей сестре, о вашем отце так, как ей бы этого хотелось. Она так волновалась за вас, прежде чем уйти. Как же она вас троих любила.