Натан Полянский - Славен город Полоцк

Иван уже понял: владыкино «проклинаю» относится не к нему, а к боярам, лихварям, бесчестным купцам. Все, что они творят, — вот оно названо владыкой, — все это нечестиво, все это обман...

Служба кончилась. Владыка не уходил. Кто алчет совета, кому нужно доброе пожелание, кто преступил святые заповеди и ищет покаяния — тех он выслушает. Люди целовали края его одежды, дотягивались до нее пальцами и целовали следы на них. Недужные и калеки поднимали к нему руки. Он всех благословлял, осенял своим крестом, напутствовал добрым словом.

Паства расходилась. В храме остались вдовица несмелая и рядом с нею худой, как жердина, отрок. Владыка подошел к ним. Волнуясь, оттолкнув от себя Ивана, дабы не слышал того, чего не нужно, Онисья сбивчиво рассказывала про свою жизнь, про то, как молодой девкой была куплена некиим боярином и поставлена в его покоях убирать, а потом, отяжелевшая, была изгнана стирать белье... Теперь вот с сыном несчастье...

Не слишком далеко отошел Иван, все понял, чего раньше не знал. Понял, почему так часто мать просила бога внушить боярину Ратибору ласку и доброту к людям. Она была рабой боярина, а вместе с нею и Иван. В любой час боярин мог призвать Ивана, продать его или бросить в яму, на погибель. Так надо ли ему и впредь молиться во здравие боярина? А как скажет владыка?..

По вместо того, чтобы задать свой вопрос, Иван вдруг выпалил:

— Дай, отец святой, две гривны откупиться.

— Дам, — ответил тот, улыбнувшись. — А будешь ли впредь клясть Ратибора?

— Не знаю, — не стал обманывать Иван. — Нет в моей душе любви к боярину.

— Ну, может, появится еще, — примирительно сказал владыка. — «Не суди господина твоего...»

Онисья упала на колени перед владыкой, заголосила:

— Не слушай глупого, отец святой! Не дай ему погибнуть, спаси!

Владыка обнял Ивана за плечи.

— В сей собор служить пойдешь? Обучим тебя чтению, станешь теремником.

У владыки внимательный, всезнающий взгляд, улыбка его сулит добро. Никогда никто не обнимал Ивана, кроме матери, да и то было очень давно, Иван уже забыл тепло материнской ласки. И вот он снова почувствовал его. Если он иногда сомневался, может ли бог внять молитве каждого человека, то теперь верил: бог справедлив, а владыка свят. И все же больше слезы и отчаяние матери, чем вера в бога, заставили Ивана сказать:

— Пойду, буду учиться всему, как велишь.

Владыка был доволен. Он надеялся, что этот ученик не сбежит из школы, подобно многим другим, которых иногда и разыскать не удавалось. Один добровольный ученик стоит десятка принуждаемых.

В тереме собора, на обширных полатях, сберегалась казна: деньги, книги, церковные сосуды и драгоценные ткани. Тут же хранилась «капь» — образцы мер веса, длины и объема, за точность которых во всем княжестве отвечал епископ. Ведать капью он и хотел поручить Ивану, поверив в его неподкупность. Предшественник Ивана на этой должности не сумел устоять против соблазнов — при проверке гирь и посудин, которыми пользовались разные купцы, он именем владыки покрывал их обман. Однажды его на рынке изобличили в нечестности, сорвали с него одежду и избили едва не до полусмерти.

— ...Верю, что ты не будешь бит, — сказал епископ Ивану, когда тот, пройдя четырехлетний курс обучения и проявив редкостные способности, мог уже принять капь на свою ответственность. — Помни, что служба сия — и людям, и князю, и богу не на год или два, а на всю жизнь.

— Верь, отец святой, — с жаром ответил Иван. — Буду служить и богу, и людям по дни живота моего.

— И князю, — тихо подсказал владыка. — Ибо князь дан людям богом, дабы жили все мирно, чтили законы. Без князя рассыпалась бы община, жил бы всяк особно, зверем в логу. Чти князя, чти своих настоятелей, чти и бояр, слуг княжьих...

Получив первый сан священнослужителя и приняв имя Феодор, Иван стал теремником при соборе.

Все эти годы по княжеству гуляла пришедшая с востока черная смерть. Никто не знал средства уберечься от нее, не помогали ни молитвы, ни заклинания, ни тесовые ворота, ни высокий род и сан.

В своих ежедневных молитвах Феодор просил господа уберечь от болезни его мать, владыку и всю «людь полочаны». И когда произносил эти слова, имел в виду и боярина Ратибора.

Не ведал Феодор, не ведали люди, что еще более мрачное страшилище двигалось на Полоцк с запада.

Мальчишки-рыбаки первыми разнесли по городу весть об удивительной лодье, показавшейся из-за острова впереди «Борисовых камней». Это был громадный парусник, по причине безветрия шедший на веслах. В два яруса они торчали из борта корабля, мелькали ритмично, черные и длинные, и казались издали ножками огромной жирной гусеницы, медленно ползущей против течения. Не успел корабль полностью выйти из-за острова, как показались мачты второго такого же, третьего, четвертого...

На городском берегу — наверху, где ломаным рядом стояли дома, и у кромки воды, и на грядках и тропинках сбегавших к воде огородов — всюду собирались всполошившиеся жители. В одиночку и небольшими группами они с беспокойством следили за невиданными кораблями.

Прикрыв ладонью глаза, Феодор тоже глядел на реку. Тщетно пытался разгадать назначение лодей — не рыбацкие и не торговые. Ни одного человека не видно на палубах. Гнетущей тайной веяло от кораблей.

Передовой давно скрылся за далеким поворотом выше города, когда из-за острова выплыл последний корабль.

— Двадцать три, — вполголоса сосчитал Феодор. — А куда идут? Разве такие громадины через волоки перетащишь?

Но вот совсем недалеко как-то неожиданно снова показался головной корабль. Он шел теперь в обратном направлении. Его сто черных ножек все подняты — сто лап, занесенных для удара. А на верхней палубе теперь видно множество людей. Все в черных шлемах, в блестящих латах, с алебардами, пиками, мечами. И на каждом развевается широкий белый плащ с нарисованными на нем крестом и мечом.

Потому ли, что солнце светило прямо в глаза, или на фоне плащей так лишь казалось, — и латы, и оружие, и каменные лица этих загадочных людей выглядели черными.

— Теперь видишь, кого бог послал? — услышал Феодор чей-то голос. — Немецкое войско.

С миром едут или как?

Не один Феодор задает себе этот вопрос.

Вдоль пристани, оттесняя праздных, выстраивается сотня княжеской дружины, сюда же спешит отряд ополчения.

Но корабли, слава богу, проходили мимо, увлекаемые течением. Лишь одна небольшая лодчонка отделилась от головного, пристала к берегу. Из нее вышел человек в таком же, как у остальных, белом плаще, вооруженный коротким мечом в драгоценных ножнах, с большим серебряным крестом на груди.

«Поп с мечом?!» — удивился Феодор, удивились все вокруг. Нигде не было слыхано, чтобы человек одновременно надевал оружие и крест священнослужителя.