Пьер Леметр - Зеркало наших печалей [litres]

Май 1906-го. Жанне восемнадцать. Ее наняли служанкой в дом доктора.

Как только она начала читать, мсье Жюль вылез из машины, решив отполировать капот замшевой салфеткой. Занятие совершенно бесполезное, все равно что красить старый мусорный бак, но ресторатор скучал по стойке кафе, которую то и дело натирал мокрым полотенцем. Движения были размашистые, почти злые, он словно бы вымещал на машине свою ярость.

Любимый мой!

Простите, простите, простите, я знаю, вы никогда не простите, и так мне и надо. Я совершила низкий, вульгарный поступок, и вы имеете полное право ненавидеть меня. Знали бы вы, как я себя чувствую…

Я все поняла, как только оказалась лицом к лицу с вашей женой. Я часто ее себе представляла (и ненавидела, потому что вы принадлежите ей, а мне не достается ничего) и, несмотря на ненависть, молилась, чтобы она выгнала меня. Господь решил иначе, наказал меня за злые мысли, и я получила работу.

О, как вы посмотрели на меня, когда вошли в гостиную, где я подавала чай… Мне хотелось упасть на колени и умолять вас обоих о прощении, так я была несчастна в тот момент.

Присутствие мсье Жюля у дверцы заставило Луизу прерваться.

Давно он здесь?

Неужели читает из-за плеча?

Толстяк открыл рот, подышал на стекло, энергично протер, поскреб ногтем.

Ладно, хочет читать, пусть.

Вы порвете это письмо и рано или поздно не выдержите – прогоните меня за чудовищный эгоизм: я пробралась в дом, чтобы оскорбить вас, пристыдить, и теперь сама сгораю от стыда.

Я так поступаю, потому что в вас вся моя жизнь. Я сделала глупость, нарушив ваш покой, верила: если вам придется выбирать, вы защитите меня. Я знаю, что поступила плохо, но у меня никого нет, только вы.

Теперь я боюсь встретиться с вами – даже случайно – в вашем собственном доме.

Прогоните меня как можно скорее, я все равно буду любить вас больше, чем себя.

Мсье Жюль отошел от машины и теперь стоял к ней спиной, опустив голову. Как будто разглядывал букашку на траве или искал выпавший из кармана ключ. В его позе было что-то неправильное, неестественное…

Заинтригованная Луиза подошла, тронула его за локоть, спросила:

– Что случилось, мсье Жюль?

– Пыль в глаза попала, – ответил он, вытирая глаза рукавом.

– Проклятая пыль…

Он полез в карман за платком и отвернулся – не сморкаться же у нее на глазах.

Луиза ничего не понимала. В этом лесу пыли было не больше, чем в «Маленькой Богеме», так откуда у толстяка аллергия?

– Ах ты, Матерь Божия! – воскликнул он, заметив показавшийся на дороге военный грузовик.

Мсье Жюль не без труда дал задний ход, водитель с силой жал на клаксон, потом соскочил на землю, чтобы снять цепь, гаркнул сердито:

– Это военный лагерь, здесь стоять не положено, уезжайте!

Мсье Жюль подчинился, врезался в дерево, но проезд освободил.

Солдат еще раз крикнул: «Убирайтесь!» – и ударил по газам.

– За ним!

Мсье Жюль отреагировал не сразу, и Луиза, в который уже раз пожалев, что не умеет водить, тихо попросила:

– Держите дистанцию, но так, чтобы не потерять его, он привезет нас куда надо.

Они тронулись с места, набрали нужную скорость, и она объяснила причину своего нетерпения:

– Рядом с водителем сидел аджюдан-шеф. Я видела его рядом с тюрьмой Шерш-Миди, когда выводили заключенных. Попробую его разговорить…

Крестьянин гордился своим животом, обширными угодьями, покорностью жены и убеждениями, не изменившимися ни на йоту с тех пор, как шестьдесят лет назад родитель передал ему наследие четырех поколений семьи.

Посмотрев на него, Фернан понял, что делать.

– Ждите меня здесь… – приказал он товарищам, схватил вещмешок и выпрыгнул из кузова с криком «Реквизиция!».

Он за минуту преодолел тридцать метров, отделявшие его от фермера, но тот успел расстроиться и испугаться. Поза – кулаки в карманах, спина напряжена – подсказала Фернану, что выбрана правильная стратегия.

Он снова выкрикнул грозное слово «реквизиция», стоя спиной к грузовику, так что никто из команды не мог видеть его широкую улыбку.

– Само собой, все, что реквизируется, оплачивается, – добавил он, понизив голос.

Новость была хорошая, но ситуацию не проясняла. Что будет реквизировано, сколько заплатят и сколько возьмут?

– Мне нужна сотня яиц, двадцать пять кур, сто килограмм картошки, салат, помидоры, фрукты…

– Ну, у меня не все есть!

– Беру, что есть.

– Ладно… Посмотрим… Подумаем…

– Так дело не пойдет, я не могу застрять тут на всю ночь! Реквизирую – плачу – гружу в кузов, и точка. Все ясно?

– Ладно, ладно, не сердитесь, чего там!

– Сколько за яйца?

– Пять франков десяток.

В пять раз дороже истинной цены.

– Хорошо, беру сотню.

Крестьянин подсчитал в уме и аж взмок – пятьдесят франков, подумать только!

– Да у меня всего-то и есть два или три десятка…

Его сожаление потрясало своей искренностью.

– Беру. Сколько дашь кур?

Несмотря на вызванную жадностью печаль, фермер переживал лучшие моменты своей карьеры. Птицу он продал в восемь раз дороже рыночной цены, салат – в десять раз, помидоры – в двадцать, а картошку в тридцать! Он каждый раз обосновывал цену: малым количеством продукта, дождем или солнцем, но не считал грехом обмануть этого аджюдана, таких болванов следует учить; в конце концов, если родился простаком, не лезь в коммерцию.

У крестьянина вдруг возникло ужасное подозрение, и он спросил дрожащим голосом:

– А как вы намерены платить? Я в кредит не торгую!

Фернан даже головы не повернул:

– Наличными.

«Хороша французская армия, ничего не скажешь! – подумал фермер. – Я бы этому типу даже бумажник свой не доверил…»

– Идемте со мной, – сказал Фернан, отвел продавца в дальний угол хлева и достал из мешка пачку стофранковых банкнот, пухлую, как ножка каплуна.

– Вот, держите.

Он отдал фермеру деньги и пошел к грузовику, тот начал дрожащими руками распихивать добычу по карманам, и Фернан обернулся:

– Да, вот еще что. Боши в тридцати километрах отсюда. Если останетесь, нарветесь на неприятности!

Крестьянин побледнел. Тридцать километров… Как же так? Еще вчера они даже до Парижа не добрались, он сам слышал на почте!

– А вы-то что… вы где… где наша пехота?

– Мы прибыли в Гравьер, чтобы защищать деревни. И фермы.

– Слава богу…

– Но не вас. Вам придется защищаться самостоятельно.

– Почему это?

– Вы продали нам продукты. Значит, стали не фермой, а поставщиком армии, это две большие разницы. Кстати, боши не реквизируют. Они оккупируют, пользуются, а уходя, поджигают. Варвары, сами увидите… Удачи вам…

Фернану следовало чувствовать стыд за столь наглое вранье, но он только посмеивался, радуясь, что наказал сквалыгу.