Владислав Романов - Нефертити

— Если Неферт выше государя, то стоит во всём его слушаться, а если он лишь его подданный, то обязан покориться, — ласково заметила царица.

Старый скульптор выступил двадцатым. Он был краток, зато подарки, им сделанные, сказали больше и привели всех в восхищение. От ожерелья из драгоценных самоцветов в виде солнечных Кругов — каждый со своим рисунком, — возложенного на длинную и тонкую шею царицы, не могли оторвать взоров все гости. На грудь фараона была возложена золотая подвеска с эмблемами солнца и луны, а центральная её часть напоминала жука-скарабея с крыльями сокола. Фараон и царица поблагодарили старого скульптора за его работу, а отец, не желая получать один все почести, указал жестом на сына, заставляя и его подняться, словно они делали эти украшения вместе, хотя Джехутимесу даже не ведал, что его родитель, корпя ночами, творит для царской четы на свадьбу. Это даже обидело молодого ваятеля. Он неожиданно поднял руку, призывая всех к тишине.

— Эта работа была сделана целиком моим досточтимым отцом, но я тоже не мог прийти без подарка!

Ваятель принёс новобрачным доску, накрытую чистой холстиной, поставил на стол перед ними, помедлил, намеренно разжигая в них интерес, и лишь после этого явил своё творение.

Фараон с царицей замерли, впервые увидев свои лица, и долго не могли оторвать взгляда от скульптур. Отец Джехутимесу осторожно приблизился к новобрачным, взглянул на лики, вылепленные сыном, и оцепенел. Он заметил, как Верховный жрец Неферт, сидевший рядом с царственной четой, с любопытством вытянул голову, желая тоже посмотреть, что так заинтересовало властителя. И он-таки увидел, и чёрные брови жреца поползли вверх, а большая, лишённая волос голова заблестела капельками пота.

— Вы когда это сделали? — улыбнувшись, спросила Нефертити.

— Сегодня, когда вас увидел... на колеснице... — волнуясь, вымолвил Джехутимесу.

— Но прошло же всего несколько часов, — изумлённо прошептала царица.

— Вам не нравится?

— Нет, мне очень нравится!

— А вам, ваше величество?

— Мне тоже нравится, — еле слышно произнёс он, оглянулся в сторону Неферта, но тот уже стоял у него за спиной, грозно сдвинув брови. — Хотя у нас не принято изображать кого бы то ни было столь похоже...

— Мне очень нравится! — восхищённо проговорила царица.

— Мне тоже! И за такой короткий срок... Это талантливо... — властитель взглянул на скульптора, пытаясь припомнить его имя…

— Джехутимесу, — подсказал Неферт.

— Да, Джехутимесу.

— Но ваше величество! — попытался возразить Верховный жрец. — Мы не должны поощрять изображения, которые имеют прямое сходство с живыми людьми!

— Мне очень нравится ваш подарок! — пропустив мимо ушей слова жреца, произнёс правитель и, поднявшись, взглянул на слугу. Тот мгновенно понял, что от него хочет господин, наполнил вином чашу и поднёс скульптору. — За ваш талант, Джехутимесу!

Тост был произнесён, гости встали и дружно осушили чаши. Выпил и ваятель. Поклонившись, он вернулся к своему столу.

Неферт также занял своё место, но к наполненному бокалу не прикоснулся. Лишь перехватив настороженный взгляд фараона, Верховный жрец помедлил и принуждённо сделал глоток.

— Ты видишь, он старается быть хорошим подданным, — улыбнувшись, прошептала Нефертити.

— Но скульпторы не должны копировать внешние лики властителей, они обязаны искать их божественную суть, — посерьёзнев, заметил Аменхетеп. — Тут Неферт прав.

— Вы обладаете божественной душой, ваше величество, но ваш внешний лик при этом всегда остаётся неизменен. Творец же привнёс её, если внимательно вглядеться, в эту скульптуру, но так же незаметно, как это сделал Атон, — сохраняя на лице улыбку и достоинство, проговорила Нефертити.

— Тебе что, понравился этот молодой буйволёнок? — ревниво нахмурился фараон.

— Мне понравились его скульптуры.

Когда Вартруум примчался в дом Саима следом за его слугами, те уже стояли перед хозяином, потупив головы, а сам купец был подобен разгневанному Осирису.

— Что случилось? Почему вы убежали?! Я же сказал: ни один волос не упал бы с ваших голов! Что, испугались?! — накинулся на них оракул.

— Вы собирались похитить нашего первого царедворца? — посуровев, спросил купец. — Ни один житель Фив ни за какие богатства этого не сделает!

— Я не знаю вашего царедворца, но в этом доме живёт злобный и мстительный старик, который является врагом моего властителя, и я послан его уничтожить! — гордо объявил оракул.

— Этот старик, как вы изволили выразиться, любимый дядюшка нашего первого царедворца! — побагровел Саим и сжал кулаки, готовый накинуться на дорогого гостя.

— Азылык? — уточнил Вартруум.

— Да, его имя Азылык! Я попрошу вас покинуть мой дом и никогда здесь больше не появляться! — проговорил купец.

— Но сейчас ночь...

— Ещё одно слово, и я попрошу своих слуг связать вас и отвести в тюрьму, — пригрозил хозяин. — И только уважение к досточтимому Озри, с которым я связан родством, не даёт мне это сделать!

— Что ж... — Вартруум взглянул на угрюмые лица работников, на крепкие кулаки и не стал искушать судьбу, покинув столь гостеприимный прежде дом.

Стояла уже глухая ночь, лишь собаки лаяли во дворах. Темнота колола глаза, и без фонаря приходилось выбираться на ощупь, продвигаться на лёгкое дыхание прохладного ветерка с Нила. На берегу прорицателя ждал лодочник, которого хетт нанял ещё днём, дал задаток, пол кошеля серебра, дабы тот довёз его до Гелиополя, оттуда сушей, лошадьми до Аскалона, а там оракула ждали уже свои. Теперь надо всё менять и начинать сначала. Выходит, Азылык ныне любимый дядюшка первого царедворца. Неплохо пристроился гнусный изменник. Подлый пёс! Живёт, верно, сыто и без забот, коли этого царедворца чтут в Фивах, как бога. Но главное — не отчаиваться. Спасибо Саиму и за то, что подсказал, где искать теперь верных людей. Везде, кроме Фив. С этого стоит и начать.

Однако на берегу Нила Вартруума ждало первое разочарование. Лодочник не явился. Они договорились встретиться за три часа до рассвета в условленном месте. Оракул прождал три с половиной, но никто не приплыл.

Ещё когда они договаривались, хетта насторожило, что молодой египтянин уж очень быстро согласился на это путешествие. До Гелиополя, что в Верхнем Египте, целая неделя пути, путь не близкий. Правда, и заплатил посланник Суппилулиумы весьма щедро, надеясь, что Хорус, как назвался лодочник, не упустит вторую половину серебра из толстого кошеля. Оракула провели, как недоумка. И как быть? Влезать в мозги каждого встречного?

Вартруум так разозлился, что готов был завыть волком. Ему вдруг захотелось немедля отыскать подлого мошенника и по справедливости наказать его. На всякий случай оракул успел запомнить запахи Хоруса: рыба, оливковое масло, лук, сыр, кислый пот, отдалённый запах дешёвых благовоний, скорее всего оставшийся от посещения проституток, и самый стойкий — чёрного пива. Варят его в Фивах гораздо реже, чем светлое, а судя по запахам, проклятый лодочник пьёт его очень часто. Три таких пивоварни в Фивах благодаря Саиму оракул знал. Он вернёт назад своё серебро, чего бы это ему ни стоило, и заставит себя уважать.