Владислав Романов - Нефертити

Азылык подошёл к Илие и обнял его. Несколько минут они стояли молча.

— Ты до сих пор всё это помнишь? — удивился оракул.

Первый царедворец кивнул, достал платок, вытер лицо, шумно вздохнул, стараясь успокоиться.

— Мне, наверное, трудно будет с ними встретиться, — племянник заколебался.

— Не беспокойся, никто тебя не узнает. Во-первых, ты и братья за это время очень изменились, а кроме того, я чуть подправил их зрение. Они не узнают тебя до тех пор, пока ты сам им не признаешься, — проговорил оракул. — Тебя это устраивает?

Илия грустно улыбнулся, кивнул, встряхнул головой, точно сбрасывая последние капли сомнений.

— Пойдём!

Они вошли в покои Азылыка. Саим, сладко причмокивая, спал, прикорнув прямо у столика.

— Первый царедворец его величества фараона Египта, — представил племянника дядюшка. — Так что вы сразу же попали к тому единственному господину, кто сможет вам помочь.

Иуда застыл от неожиданности, потом низко поклонился.

— Ваше имя Илия?

Первый царедворец напрягся, словно разоблачение неминуемо, но пришедший смотрел на него с восторгом, и молодой хозяин утвердительно кивнул.

— Мы много слышали о вас, когда добирались в Фивы! — льстиво заулыбался Иуда. — Вас почитают здесь, как бога! Я так счастлив, что вижу вас! — Иуда даже вспотел, растягивая рот в улыбке. — Если б мои братья знали, что я вот так запросто разговариваю с вами, они бы, наверное, умерли от зависти!

— Помолчите! Я знаю, зачем вы сюда приехали! — нахмурившись, неожиданно строго заговорил Илия, не глядя на Иуду. — Суппилулиума, царь хеттов и наш извечный враг, послал вас, чтобы навредить нам, разузнать, где находятся наши хлебные амбары, подкрасться к ним и сжечь их дотла! Обречь и нас на голод! Разве не так? Отвечайте немедленно! Молчите?! Вы молчите, потому что я уличил вас в ваших подлых намерениях! Ваша грубая лесть выдала вас с головой! Я сразу узнал, кто вы такие!

Голос Илии накалился, он заговорил на повышенных тонах, почти срываясь на крик, и разбудил толстячка Саима, который, услышав последние слова, не на шутку перепугался, поняв, что и на этот раз ему подсунули отъявленных негодяев. Он втянул голову в плечи, точно боялся, что вот-вот прибежит палач и одним махом снесёт её.

Молчал, застыв от удивления, и оракул. Даже он не ожидал столь несправедливые речи от первого царедворца. Иуда же совсем растерялся, услышав столь неслыханное обвинение. Поняв, что судьба его висит на волоске, он упал на колени и заголосил во всю мощь:

— Но, господин наш, мы — иудеи, простые скотоводы, пришли из земли Ханаанской и никак не связаны с хеттами, а уж тем более, с их правителем, мы только хотим купить хлеба и ничего больше! Спросите тех, с кем мы прибыли сюда...

— Замолчи, негодный! — перебил иудея первый царедворец. — До выяснения того, кто вы такие и зачем пришли в Фивы, вы будете находиться здесь, в моём доме, под стражей! Я сам займусь этим расследованием! Я не стану заковывать вас в цепи, но если кто-нибудь окажет сопротивление или сбежит, наказание последует незамедлительно, я вас предупреждаю!

Он дал знак Сейбу, чтобы тот крикнул слуг, они схватили Иуду, а потом его братьев и, несмотря на их слёзные причитания, отвели всех в сарай и заперли там.

— Найдите для них десять циновок и готовьте для иудеев ту еду, которую едят все, — распорядился Илия, собрав всех слуг. — Если будут просить добавки или просто хлеба, не отказывайте. Обращайтесь с ними вежливо, но не потакая. Все иные просьбы передать мне. Из сарая никого не выпускать!

Он двинулся к выходу. Азылык с недоумением смотрел ему вслед. На пороге первый царедворец остановился и, обернувшись, с улыбкой посмотрел на дядюшку.

— Не спрашивай меня, почему я так сказал и так поступил, — вздохнул он. — Я и сам не знаю. Но ты же мудрый, правда?..

Оракул кивнул.

— А потому сам всё поймёшь... Я во дворец!

Всё произошло подобно вспышке молнии: он сжал возлюбленную в объятиях, их губы соединились, и горячая влага вырвалась из него, оросив её бёдра. Несколько мгновений Аменхетеп лежал неподвижно, ощущая, как его рог, знак мужской отваги и доблести, быстро сокращается в размерах, скукоживается, не желая больше поддерживать его честь. Он попробовал исправить положение, вдохнуть в себя силу, но плоть не слушалась; фараон через дух свой обратился к Исиде, богине любви, а потом к Осирису, богу природы, умоляя их обоих помочь ему не осрамиться в первую супружескую ночь, но и они остались глухи к его мольбам. Властитель простонал и покорно улёгся рядом с царицей, признавая своё поражение.

Нефертити ласково коснулась его спины, пробежав по ней холодными пальчиками, обняла мужа, нашла его губы.

— Ты плачешь? — удивилась она.

Он не ответил.

— Я люблю тебя, — прошептала царица. — Обними меня!

Аменхетеп обнял жену, их тела снова слились в одно, и постепенно её ласки помогли ему обрести прежнюю силу и уверенность. Правитель и сам этого не ожидал. Она заговорила, зажурчал нежный голосок, обращавшийся даже не к нему, а к его рожку, и он, покоряясь её ласковым просьбам, вдруг поднялся, воспрянул, и у юного супруга всё получилось.

— Теперь ты моя богиня! — восхищённо воскликнул он. — И другой никогда не будет!

Они заснули под утро, а открыли глаза уже днём, но их никто не беспокоил. Лишь Илия дожидался его пробуждения, чтобы доложить о делах, но фараон спросил: есть ли что-то срочное?

— Срочного ничего нет, ваше величество, — поклонившись, ответил первый царедворец. — Гонцы тех царей, что не смогли приехать, прислали свои подарки и поздравления, они в вашем кабинете, я составил благодарственные ответы, оставив без внимания лишь одно послание, о котором желал бы знать ваше мнение.

— Чьё? — заинтересовался правитель.

— Оно от Суппилулиумы Первого из Хатти.

— И что он пишет?

— Он поздравляет вас с восхождением на престол и изъявляет желание жить в мире с вами.

— Вот наглец! — со злой усмешкой воскликнул Аменхетеп. — А возвратить Митанни и другие земли, принадлежавшие со времён Тутмоса Третьего Египту, он не хочет?

— Об этом в послании ничего не сказано, ваше величество.

— Раз не сказано, так пусть гонец отправляется обратно! — властно проговорил властитель. — Ответа не будет!

Первый царедворец поклонился и направился к двери. Но Аменхетеп его неожиданно остановил.

— Подожди, пусть помучается немного! — вспомнив наставления своего учителя Шуада, усмехнулся властитель. — Скажи ему, что я дам ответ через час. А пока покормите несчастного! А то у них в Хатти, наверное, и есть нечего!

Шуад говорил: «Даже если ты принял решение и менять ничего не собираешься, никогда не объявляй его тотчас же, дай себе время подумать. Только полководцы, ведя атаку или оборону, имеют право на молниеносные приказы. Во всех других случаях твоё решение должно накопить свою силу и мудрость. И те, кого оно ущемляет, не станут злобствовать, ибо увидят, сколь долго ты его обдумывал».