Владислав Романов - Нефертити

— Досточтимый Саим, господин наш, я сразу вас узнал, — заулыбался он. — Вы меня, верно, не помните, я был тогда юношей, когда вы к нам заезжали и угощали нас вашими вкусными лепёшками!

— Надо же, он помнит мои лепёшки! — обрадовался купец. — Все помнят мои лепёшки!

— Как тебя зовут? — пристально всмотревшись в иудея, спросил Азылык.

— Иуда, ваша милость, — чуть выпевая слова, ответил он.

— Ты знаешь наш язык?

— вместе со мной пас овец один египтянин, он бегал за ними и болтал без умолку. И я, проработав с ним несколько лет, выучил все его слова! — с победной улыбкой отвечал он.

— Откуда ты и зачем пришёл в Египет?

— Я и мои братья из земли Ханаанской, что в Палестине. Голодно ныне у нас. Прослышали мы, что в Египте, несмотря на засуху, много хлеба, взяли всё серебро, что имел наш отец Иафет, и пришли сюда, дабы поменять его на зерно или муку. Мой отец, господин и покровитель наш, вспомнил, что когда-то проездом в нашем доме останавливался досточтимый фиванский купец Саим, о чём и я хорошо помню, мой язык ещё хранит вкус его медовых лепёшек, и, уезжая, в благодарность за гостеприимство, оказанное ему нашим батюшкой, он всем сердцем возжелал видеть любого из нас под своим кровом, ежели мы вдруг окажемся в Фивах. И такая оказия случилась, мы здесь. — Иуда изящно взмахнул рукой и снова поклонился.

— Он помнит вкус моих медовых лепёшек! — загорелся купец.

Оракул бросил на Саима строгий взгляд, умеряя его восторженный пыл. Тот было хотел уже подтвердить своё знакомство с Иудой и его отцом, но, столкнувшись с суровым ликом оракула, погрустнел, наморщил лоб, как бы с трудом припоминая давнюю историю, судорожно хлебнул из винной чаши, поперхнулся и долго не мог откашляться.

— Да, мне пришлось много поездить! В каких только дырах я не останавливался, с кем только не встречался во время пути, — вздыхая, загундосил купец. — Исаак, Авраам, Иаков, Израиль, Исмаил, сотни имён, застолий, вкусная еда, — он похлопал себя по животу. — Меня все встречали гостеприимно, потому что я всегда платил за угощение, дарил подарки и никому ни в чём не отказывал! И я всегда возил с собой медовые лепёшки, это точно! Но так сразу припомнить, что я останавливался в вашем доме? — он выпятил вперёд толстые губы. — Это очень трудно!

Саим икнул и снова схватился за чашу с вином.

— Но, досточтимый господин мой Саим, я сам хорошо помню ваш приезд и ваши весёлые рассказы о Фивах, о грубом нраве фараона Аменхетепа Третьего, ваши необычные шутки, над которыми и я тайком смеялся, хоть меня и моих младших братьев ещё не допускали к столу. Тогда шёл сезон дождей, и мы дали вам прочные овечьи шкуры, чтобы вы не промокли в дороге! Я всё помню! — воскликнул Иуда.

— Да, но... — Саим взглянул на мрачное лицо Азылыка, который сидел, прикрыв глаза, и пожал плечами. — Я не помню! Требуется время, чтобы как-то взбодрить память. Так сразу... Прошло столько лет!..

— Но, господин мой, вы должны вспомнить! — с отчаянием проговорил Иуда. — Кроме вас, мы никого больше не знаем в этом городе!

— Но почему всё время я?! Что я, один купец в Фивах?! — рассердился Саим. — Все почему-то знают только меня! А я должен потом отвечать за ваши глупости! Хватит! Надоело!

Он залпом опрокинул винную чашу, нахохлился и, перестав смотреть на иудея, задремал, опустив голову на грудь.

— А много ли серебра привезли вы с собой? — сохраняя невозмутимый вид, поинтересовался Азылык.

— Всё, что у нас было в доме, мы забрали с собой, ваша милость, — растерянно поклонился Иуда, не зная, у кого искать защиты. — Оно уместилось в одном мешке и составляет восемь мер.

Несмотря на большое количество выпитого, кассит, разглядывая незнакомца, вдруг обратил своё внимание на странное сходство его с Илиёй и задумался.

— Так вас пять братьев у отца?

— Нет, всех нас родилось у отца семеро. Но младшая сестра; Дебора, осталась дома, отец не отпустил её, боясь, что она не одолеет тяготы пути, — ответил Иуда.

— С Деборой вас шестеро, а кто же седьмой? — заинтересовался оракул.

Иуда молчал, опустив голову. Воспоминание о брате, проданном когда-то в рабство, обожгло его сердце.

— Говорите, говорите! — потребовал дядюшка.

— Был ещё один брат, но он погиб, — прошептал Иуда.

— Ну что ж, мой друг Саим не припомнил вашего отца, но я хочу, чтобы вашу просьбу выслушал первый царедворец его величества, и каков будет его приговор, так тому и быть! — Азылык поднялся. — Оставайтесь здесь, я сейчас вернусь!

Оракул прошёл в покои племянника. Второй день продолжались свадебные торжества, Илия, следивший за переменами блюд и почти не сидевший за праздничным столом, на мгновение улизнул домой, чтобы справиться о здоровье младшего сына Ефрема, внезапно захворавшего, и обнять жену Сару. В её покоях кассит его и нашёл, вызвал его в гостиную.

— В Египет пришли твои братья из земли Ханаанской, — без всяких предосторожностей сказал он.

Илия замер, вытянул голову, точно ослышался, и Азылыку пришлось повторить эти слова.

— Они здесь, в твоём доме. Старший, Иуда, в моих покоях, остальные дожидаются его во дворе. Голод привёл их сюда, они пришли купить хлеба взамен того серебра, что дал им твой отец Иафет. Они ничего о тебе не знают. Твой старый отец, отправляя их сюда, посоветовал им обратиться к Саиму, который однажды проезжал мимо и даже останавливался в твоём доме. Утром торговец пришёл ко мне, его слуга, узрев гостей, отправился за хозяином, те поплелись за ним. Так они очутились здесь. Хочешь встретиться со своим старшим братом? — оракул помедлил.

Илия несколько мгновений молчал. В последнее время он всё сильнее тосковал об отце, братьях, коих давно простил, и часто подумывал о том, чтобы самому поехать и повидать их.

— Дома осталась Дебора, — неожиданно улыбнулся он, глядя в одну точку.

— Похоже, что так.

— Мы с ней от последней жены отца, Иаили, — выдержав паузу, проговорил племянник. — Молодую мачеху братья невзлюбили, хотя она была доброй и ласковой. Но мама отцу никогда не жаловалась. А когда родился я и чуть подрос, они, чтобы досадить ей и отцу, который уделял мне больше внимания и ласки, всё своё раздражение перенесли на меня. Дразнили, шпыняли, награждали пинками и тычками, щипали, отбирали кусок лепёшки, если я выходил с ним из дома. Когда был маленький, то часто плакал и жаловался матери. Она утешала меня, просила терпеть и не сообщать отцу. Я тогда обижался, ведь мать покрывала издевательства моих братьев. Сегодня я понимаю, она оберегала меня. И действительно, братья скоро успокоились, а у матери от переживаний за меня пропало молоко, когда родилась Дебора, — Илия тяжело задышал, в его глазах появились слёзы. — Иуда со старшими братьями, оставаясь одни на пастбище, пьянствовали по целым неделям, заставляли пить младших, приводили распутных девок и вытворяли с ними такое, от чего у меня волосы вставали дыбом, — он не выдержал и заплакал. — Я должен был это остановить! Чем всё кончилось, ты знаешь.