Михаил Гараз - Под знаком змеи

Алученте взял дар и застыл с ним в руке. Их взгляды встретились лишь на мгновение, но это было подобно блеску молнии, высветившей траву и небо и слившей их воедино.

В лодке блеяли овцы со связанными ногами, но юноша, стройный и высокий, как молодая ель, не слышал их. Узкий колчан со стрелами, лук и козья шкура, как черное крыло за спиной, волосы, схваченные лозой, — все в нем было притягательно для глаз. Пастушка не отводила от него взгляда.

— Если я и завтра сюда приду, ты мне дашь снова головку сыра? — спросил Алученте взволнованно.

— Подарок — потому и подарок, что не дарится каждый день, — ответила девушка с улыбкой. — Смотри не упусти его из рук…

— Твои слова остры как стрелы.

— А сам ты похож на гибкий лук…

Пастухи, что принесли овец, направились в гору. Басчейле сел на весла и приказал сыну оттолкнуть лодку.

— Спасибо за подарок, — сказал мастер девушке. — Поклон твоему деду.

— Доброго пути!

Алученте прыгнул в лодку, и они отчалили от берега. Девушка осталась на берегу одна, провожая их взглядом, пока они не скрылись за первым поворотом реки.

Обратный путь был легче и показался им короче. Они только однажды остановились, чтобы нарвать молодых побегов для овец. Потом гребли изо всех сил днем и ночью; дорога уже не таила неожиданностей: они знали все коварные места реки, опасные скалы вдоль берегов и избегали их.

Время года было, зеленое, с каждым днем становилось теплее. Лодка со странным божеством на корме легко перескакивала с волны на волну — только брызги летели во все стороны. Путники уже искали глазами поворот, за которым откроется их ивовая лощина…

Дома все было по-прежнему. Ни один человек не появился ниоткуда, ни один зверь не вышел из лесу.

Ептала и Мирица обрадовались овцам, приласкали ягнят и стали прикидывать, какого оставят на развод, а какого пожертвуют Марсу Гривидиусу.

Два или три дня они занимались только своей маленькой отарой. Басчейле и Алученте принесли из лесу колья, прутья и построили надежный загон, чтобы животных не утащили хищники. Женщины отправились к горловине ручья и нарезали тростника для крыши.

Скоро Ептала делила за столом не только заячье или голубиное мясо, но и давала всем по кружке теплого молока. У них не было только хлеба…

Постепенно жизнь наладилась. Басчейле выбрал место за хижиной для своих колод и инструментов. С северной стороны он построил плетень; немного отступя, воткнул высокие колья и сложил небольшую крышу из тростника, на которую набросал сухой травы. Получился навес. Тут он строгал, мастерил, здесь и отдыхал; под навесом ему приходили в голову хорошие мысли.

Мирица тоже не сидела сложа руки — она плела циновки из камыша, чтобы украсить хижину. Ептала ухаживала за овцами и непослушными ягнятами, следила за посевами на плато, за коноплей у горловины ручья.

Однажды она увидела на поле следы диких кабанов и испугалась, как бы звери не погубили посевы. Теперь она собирала колючий хворост и огораживала им поле, которое с каждым днем становилось все зеленее и красивее.

В отличие от остальных Алученте продолжал жить жизнью скитальца-охотника. С вечера он готовил стрелы и отправлялся либо в лес, либо к излучине реки, где была обрывистая скала, поросшая кустарником, с белыми гладкими камнями у вершины и полоской золотистого песка у подножия. В течение всего дня дичи для охоты хватало — он приносил домой то зайца, то двух или трех перепелок, иногда голубей, куропаток, даже вальдшнепов.

Когда не хотелось охотиться, Алученте брал невод, сталкивал лодку на воду и принимался рыбачить.

Подходил к концу месяц цветов под знаком Вола.

Басчейле вспомнил, что пора построить алтарь для принесения жертв богам, в первую очередь Марсу Гривидиусу. Откладывать дальше было нельзя по двум причинам: во-первых, барашек был обещан пастухам еще под знаком Овна и не полагалось нарушать обещание; во-вторых, это необходимо было сделать перед лицом богов: Марс Гривидиус слал им благосостояние — посевы Епталы поднялись так высоко, что в них могла скрыться ворона; ягнята обрастали шерстью и крупнели не по дням, а по часам.

Гон зверей и токованье птиц слышны были перед весенним равноденствием и давно закончились. Зубр уже не ревел и не бил о землю копытом. Куропатка водила за собой птенцов…

Это было время, когда свет, копившийся в тишине долин, сверкающим блеском ложился на воду, а над молодыми травами и цветами плавали невидимыми облаками целебные лесные запахи. Небо отражалось в ручьях, которые то резвились в своих руслах, то спокойно растекались по долинам. Птицы без конца пробовали голоса, вознося хвалу и славу солнцу, будто в мире не было ничего страшного — ни войн, ни смертей, а была только эта весенняя благодать…

Когда построили алтарь — вылепили его из глины, а посередине вмазали белую плиту, — Басчейле послал сына в лес за веткой цветущей яблони. Жене он поручил принести барашка и всё необходимое для заклания, в том числе воду, чтобы возложить чистую жертву на чистый алтарь.

Тут между ними возникло недоразумение: барашек за это время стал уже большим бараном, и Ептала пощадила его и взяла ягненка.

Увидев жену с ягненком в руках, мастер нахмурился и с укором бросил ей:

— Я обещал пастухам, что барашек будет подарен Марсу Гривидиусу, а ты принесла мне этого младенца!

— Да он уже совсем большой! — возразила Ептала. — И потом, это ведь тоже барашек…

Мастер мгновение постоял, опустив бороду на грудь и уставясь в землю. Хм! Его жена была, пожалуй, права: барашек им понадобится уже осенью, а ягненок — только через год…

Огонь затихал. Басчейле поправил обруч и вытащил нож из ножен…

У пастухов-даков был обычай, редко встречавшийся в других местах. Животное, которое приносили в жертву, очищали от потрохов, солили, начиняли чесноком, листочками вишни, а затем зашивали, заворачивали в его же шкуру и клали на раскаленный очаг, прикрыв углями и землей в две ладони толщиной.

Мастер воспользовался сейчас этим способом. Ягненка подержали некоторое время под раскаленной золой. Послышался треск лопнувшей шкуры, и это означало, что он готов.

Между тем вернулся Алученте. В руке он держал ветку яблони в бело-розовых цветах; за поясом у него висели два вальдшнепа в ярком оперении.

Мастер разгреб уголья, вытащил ягненка, испекшегося в своем соку, ободрал обгоревшую шкуру и положил его на белую каменную плиту, приладив рядом вырезанного из дерева тура и яблоневую ветку. Таков был обряд, знаменовавший изобилие, которого они просили у Марса Гривидиуса.

Изгнанники собрались вокруг алтаря. Дым от костра, сдобренный каплями жира, поднимался прямиком к небу, указывая путь, которым прошла душа живого существа, пожертвованного богу.