Михаил Гараз - Под знаком змеи

— Постой, но как же все-таки они ухитряются стать невидимыми? — серьезно спрашивал он, подогревая ее веселость.

— Очень просто, — смеялась она. — Когда приходят в Дувру, притворяются нищими; когда идут рвать виноград — надевают волчьи шкуры и рога…

Так, смеясь и болтая, они подошли ко двору дедушки Артилы и сразу стали серьезными. Дом его, как и все остальные, был с островерхой камышовой крышей, двумя окошками из свиного пузыря и узкой дверью.

Около дома стоял стог сена, дальше — кузница, стены ее были оплетены полукругом из прутьев, а внутри виднелся глиняный очаг и меха из воловьих шкур.

Дедушка услышал шаги и поспешил им навстречу.

— Добро пожаловать, сын мастера из Краса-пары! — сказал он. — Можешь ничего не говорить, если тебе трудно подобрать слова. Роместа мне все рассказала. Ты искусный и смелый охотник…

Алученте покраснел, ругая себя, что не догадался принести зайца. Так полагалось бы настоящему охотнику… Он стоял, смущенный от этой мысли. «Да и Роместа хороша, — думал он про себя. — Не могла подсказать…»

— Дедушка, не хвалите меня, я исправлю свою ошибку…

— О какой ошибке ты говоришь, юноша?

— О той, про которую сами знаете, если расхваливаете меня…

— Ну-у! — старик засмеялся. — Ты еще поймаешь зайца, отведай-ка пока хлеба-соли в нашей хижине.

Он был невысокого роста, с козлиной бородкой и большими, в узловатых венах, руками, испачканными углем. На голове у него была смушковая шапка, на ногах — такие же опинки, какие носили Алученте и его отец.

Юноша поблагодарил дедушку Артилу за хлеб-соль и сказал, зачем пришел:

— Отдайте за меня Роместу, мы хотим быть вместе в радости и горе. Я буду добр к ней.

Старик погладил бороду, помолчал и посмотрел на него. Потом положил руку ему на плечо.

— Вижу, что ты не возомнил о себе и выше своей мужской гордости ценишь ее, мою отраду. Если боги хотят, чтобы вы были вместе — я не против. Пусть будет так, как вы решили! — Он подошел к молодым, поцеловал обоих в лоб, затем вложил ее руку в руку юноши, сказав: — Богиня Бендис пусть направляет ваши мысли и дела!..

После этого дедушка и Алученте пошли в кузницу.

Роместа осталась хозяйничать в хижине, белой, как раковина. Собрала еду со стола, разбросала мяту по земляному полу и пошла к сундуку из лозы, что стоял под окном. В нем, сплетенном еще ее матерью, она хранила свое приданое: конопляные рубашки, стиранные в щелочи золы, чтобы сделались тонкими, шерстяную тунику, длинные чулки, постолы, прошитые красной нитью, платок, а также украшения — костяной гребень, медную пряжку, стеклянные бусы… Еще у нее была дудочка из бузины с надрезами — осталась от отца, который был пастухом.

Дедушка Артила не позаботился о том, чтобы собрать ей настоящее приданое, да и не смог бы это сделать при всем желании: он мастерил оружие для воинов и получал за это лишь хлеб насущный. Его жизнь принадлежала принцу Даосу, которому он служил много лет верой и правдой.

Когда Алученте вернулся в хижину, то застал Роместу с мокрыми глазами.

— Плачешь? — спросил он обеспокоенно и посмотрел на нее долгим взглядом, не понимая, что случилось.

— Нет, — ответила она. — Готов твой кинжал?

— Осталось камень приладить. Пойдем, посмотришь.

Дедушка Артила уложил осколок в приготовленную выемку и теперь закреплял его, тихо постукивая молоточком. Получилось красивое оружие.

— Носи на здоровье, — сказал он Алученте. — И если враги заставят тебя вытащить его из ножен, помни: твоя рука не должна дрожать!

Алученте посмотрел на голубой камень — будто чей-то открытый глаз. Мастер так уложил его, что все три буквы-царапины были видны. Он прочитал их по отдельности, потом соединил:

— Аса.

— Что значит «Аса», дедушка? — спросила Роместа.

— «Аса» значит любовь, дитя мое… Смотри, сохрани ее в целости и чистоте.

Алученте приладил кинжал к поясу и поблагодарил старика, обещая в скором времени прийти с зайцем.

На празднике проводов последнего листа сыграли свадьбу. В Яла-чолу пришли девушки и парни из нового поселения, и было большое веселье. Играли на цитре, нае и дудочке. Затеяли хоровод вокруг жениха и невесты, у которых на головах были венки из красно-желтых листьев. Дедушка Артила вспомнил свою молодость, а Басчейле — свою; они пили медовый напиток, смешанный с красным вином из бурдюка, — его прислал молодым в подарок принц Даос.

Давно осыпались с деревьев листья. Тирас одел свое тело в ледяной панцирь. Долгие ночи несли с собой тревогу ожидания. Они становились все более пугающими из-за мрачных мохнатых туч, низко нависавших над селением. Ближе к полуночи, казалось, злые духи вылезали из своих нор и оврагов и подходили к самым хижинам, царапаясь в двери и окна. Некому было их отгонять: змеи ушли в землю, под опавшую листву или в трещины берегов.

Единственным оружием против духов холода, которые лезли изо всех углов и щелей, был огонь. Селяне поддерживали его в очаге день и ночь, кормили пахнущими лесом поленьями. Проникшие было в хижину духи тотчас улетали через трубу, вместе с клубами дыма. Запах горящего дерева был самой надежной от них защитой.

Гораздо труднее было защищаться от лесных тварей. Волки выли вблизи, привлеченные запахом овец; темными ночами шастали вокруг хижин в поисках загонов, подбираясь порой даже к припасам изгнанников. К середине зимы они так озлобились, что люди вынуждены были сидеть возле загонов с зажженными кольями наготове. Озлясь и отступив в темноту, волки выли с таким остервенением, что порой сходили с ума от страха не только глупые овцы, но и люди.

Дедушка Артила считал, что вой волков ничего хорошего не предвещает.

— Не к добру это, — говорил он в раздумье Басчейле, которого приглашал скромно отобедать с ним.

Еда, однако, приносимая слугами принца, была отборной: огромные пироги с мясом, творог с ароматными травами, кисло-сладкое овечье молоко из бурдюка. Давно уже не пробовал Басчейле таких вкусных кушаний. Пастухи из отар принца знали толк в стряпне не меньше, чем в игре на флуере и в своем пастушеском деле. Трудом этих мужей кормился принц и воины, слуги и все его окружение.

Мастер часто заходил к старику Артиле — показать что-нибудь из своих поделок и поговорить, поразмыслить над тем, что было определено им богами: Асклепием, Марсом Гривидиусом и богиней Бендис, хотя советоваться друг с другом они не любили и не всегда находили общий язык даже в беседе. Оба были самолюбивы и упрямы, каждый хвалил свое ремесло, часто спорили, кто из них приносит больше пользы людям. Басчейле считал, что он, потому что творил образы богов, а значит, заботился о сохранении веры и лучших человеческих качеств, какие были завещаны этими богами, — доброты, терпеливости, трудолюбия…