Михаил Гараз - Под знаком змеи

При виде этой картины Далосак сжал кулаки и застонал, будто это у него отобрали ребенка. Он никогда не испытывал такой ненависти к несправедливости, как в эти мгновения. Ему не раз приходилось принимать участие в набегах, которыми руководил Албонак. Он топтал своим конем ни в чем не повинных людей, убивал и насиловал девушек. Но все это воспринималось им как мужская доблесть, смелость — он не чувствовал, что причиняет кому-то страдания. Отчего же сейчас его возмущали несправедливость, жестокость и грубость? Оттого, что и сам он был привязан к кольцу, испытывал эту несправедливость и жестокость на своей шкуре. Выходит, человек становится лучше, добрее от горького опыта своей жизни? Без него он может остаться рабом своих низких наклонностей?..

Роместа изредка взглядывала на Далосака и думала примерно о том же.

— Ну, что, проснулось, наконец, что-то в твоем сердце? — спрашивала она. — Смотри, вон там кинжал того, кого ты назвал храбрым. Возьми его, перережь веревку! Сделай то, что хотел, мне кажется, сделать твой друг, толмач Бастобалос…

Не понимая ее слов, Далосак метался, как молодая лошадь-трехлетка, которую впервые взнуздали и оседлали.

…Гомон базара перекрыл звук горна. Стражники стали расталкивать людей, освобождая проход какой-то важной персоне. Человек изредка останавливался, и тогда торговцы склоняли головы и показывали свой товар.

— Выбирай, что хочешь, Аристогорес! — говорили они. — Все это принадлежит нам благодаря тебе: ты верно служишь нашей богине Деметре, и она заботится о плодородии этой земли, делает нашу работу спорой, а рабов — послушными…

Главный жрец храма богини Деметры одобрительно кивал головой и проходил дальше.

У загона с рабами он остановился и оглядел каждого, никого не щупая и не спрашивая продавца об их качествах и привычках.

Роместа стояла с поникшей головой, изредка исподлобья на кого-нибудь взглядывая. Этот важный покупатель был толст и обернут в хламиду из красной ткани. На голове у него была какая-то странная шляпа в виде рога, на ногах — легкие сандалии, прошитые золотой нитью.

Перс стал хвалить свой товар, но Аристогорес не видел и не слышал его — он смотрел на кинжал, лежавший рядом с мечом Далосака на куске ткани. Мгновение спустя он взял его в руку, оглядел со всех сторон, пробуя острие и оценивая работу. Особенно понравилась ему рукоятка с голубым камнем и тремя буквами на нем.

— Челум, челум, — сказал он, показывая рукой на камень.

— Да, красивый и голубой как небо, — ответил ему торговец. — Только я продаю его вместе с этой рабыней…

Главный жрец посмотрел на Роместу и сразу заметил, что у нее великоват живот.

— Она беременна? — спросил он.

— Как видишь, Аристогорес, — ответил торговец.

Покупатель задумался: беременная рабыня может причинить ему беспокойство. К тому же от нее не будет большой пользы. Есть еще и риск: неизвестно, как она разрешится. Если умрет, он останется в проигрыше… Но украшенная камнем рукоятка очень уж хороша… Риск показался ему оправданным.

— Ладно, покупаю. — Он вытащил из-под хламиды кошель с золотом, бросил торговцу плату и хлопнул в ладоши. Как из-под земли возник стражник с кнутом в руке и принял Роместу. Она повернулась к девушкам своего племени; в их глазах читались жалость и сочувствие.

— Запомните этого тарабостас! Он купил меня! — крикнула она им. — Если захотят боги, еще встретимся. Проклятье на головы римлян!

Стражник толкнул ее вперед. Девушки стали рыдать в голос.

Аристогорес, казалось, был удивлен ее поведением, — повернулся к ней и оглядел с головы до ног.

— Res Romana Dei est, — сказал он. — Римское владычество от бога! Не проклинай, женщина!

— Куда ее вести?

— К Кефа́истосу, чтоб поставил клеймо. Потом отведешь на виноградник и передашь Зантико́месу. Не забудь получить пергамент, что ты сдал ее как надо, иначе ответишь головой.

Стражник подал Роместе знак, чтоб она следовала за ним, и направился к воротам, которые вели в нижний город. Вскоре к ним присоединился еще один стражник, и они пошли втроем.

…Кефаистос работал в маленькой мастерской по соседству с портом. Он отпечатывал на руке рабов знак их владельца. Аристогорес подобрал для своих рабов эмблему с символичным изображением: это был круг, нижнюю часть которого прорезали несколько волнообразных линий, а в верхней был изображен контур чайки. Он считал, что тот, кого судьба приведет в его владения, сам не захочет их покинуть, останется здесь, как остаются птицы, чтобы прокормиться у воды лимана в устье Гипаниса…

— Развяжи ее, Сохме́т, — сказал Кефаистос одному из стражников. — Теперь если и убежит, легко найдете. От этого клейма уже не избавится — может хоть лизать его, хоть зубами грызть…

Он оголил ей руку, приложил раскаленную металлическую пластинку.

Роместа почувствовала резкую боль. Клеймо было ясно видно и жгло нестерпимо. Однако она не выдавила ни стона.

— Терпеливая!.. Ну, все! Приведешь ко мне своего будущего ребенка — и его пометим.

И стражники вывели Роместу на дорогу, мощенную серыми плитами. Они пересекли несколько улиц, спустились в большой овраг с тенистыми ивами и вскоре оказались на берегу лимана. Затем свернули на тропинку, змеившуюся в. зарослях кустов. Где-то впереди слышался рокот волн.

В лучах полуденного солнца почти у самого берега Роместа увидела сады с плодоносящими деревьями и белые дома, увитые виноградом. Они остановились у больших ворот, окрашенных в зеленый цвет.

— Зантикомес! — позвал стражник, которого называли Сохметом. Он постучал копьем в доску и снова позвал. Ворота отворились, в них показался толстый человек с круглым красным лицом, в выцветшей тунике; он опирался на черный посох.

— Принимай товар! — проговорил Сохмет.

— И дай нам чего-нибудь — остудить глотки, — добавил другой стражник.

Виноградники Аристогореса составляли обширный прямоугольник, окруженный забором из колючего кустарника, так густо посаженного, что ни один зверь не смог бы пролезть через него. В центре поместья находился белый дом; от него шли ступени, такие же белые, окаймленные зелеными лужайками. Эта лестница спускалась к самому заливу, где стоял корабль с единственным парусом.

У ворот, через которые они прошли, пряталось в ветвях старых ореховых деревьев строение под черепичной крышей, длинное, с низкими окнами. Здесь были спальные комнаты для прислуги, триклиний [31] Триклиний — столовая в домах римлян. и кухня.

Управляющий Аристогореса проводил всех троих в триклиний, открыл сундук, вытащил лист пергамента и написал: «Я, Зантикомес, принял беременную рабыню, которую привел на виноградники стражник Сохмет, ныне в тринадцатый день под знаком Рака, год от основания Рима CMXV [32] CMXV — 915 A.U.C., или 162 г. н. э. ». Он расписался; насыпав на лист белого порошка, стряхнул его и протянул лист Сохмету. Потом высунул голову в окно и позвал: