Кристин Ханна - Четыре ветра [litres]

Нужно сказать, чтобы разворачивался и ехал к дороге. Что бы ни происходило в этом амбаре в такой час, это явно что-то нехорошее. И взрослые не требуют от детей подобных обещаний.

– Там что-то плохое творится?

– Нет. Хорошее. Но времена сейчас опасные.

Лореда посмотрела в темные глаза мужчины. Он такой… сильный. Может, немного жутковатый, но такой живой, она никогда раньше не видела подобных людей. Этот человек не станет ютиться в грязной палатке, питаться объедками и испытывать благодарность за правительственные подачки. Он не сломлен, как все прочие. Его жизненная сила взывала к ней, напоминала о лучших временах, о мужчине, который когда-то был ее отцом.

– Обещаю.

Он проехал вперед между припаркованными автомобилями. У дверей амбара остановил грузовик и заглушил мотор.

– Посиди тут, – сказал он, открывая дверцу.

– Сколько вы там пробудете?

– Столько, сколько нужно.

Мужчина подошел к амбару и открыл дверь. В ярком прямоугольнике света Лореда вроде бы заметила тени людей. Дверь захлопнулась.

Лореда глядела на темный амбар, на полоски света, просачивающегося в щели. Что там творится?

Рядом с грузовиком с пыхтением остановился еще один автомобиль. Выключились фары.

Из машины вышла пара. Хорошо одетые, все в черном, курят сигареты. Это точно не мигранты и не фермеры.

Лореда внезапно приняла решение. Она вылезла из грузовика и вслед за парой скользнула к амбару.

Дверь отворилась.

Лореда прошмыгнула внутрь и прижалась к стене из неструганых досок.

Она не знала, что ожидала увидеть, – может, думала, что взрослые здесь пьют самогон и танцуют линди-хоп, – но только не это. Мужчины в костюмах, женщины, и многие из женщин в брюках. В брюках. И все говорили одновременно, размахивали руками – судя по всему, спорили. Амбар бурлил, как улей. Сигаретный дым висел густым облаком, у Лореды защипало в глазах.

Отморгавшись, она увидела, что в амбаре расставлено с десяток столов, на каждом – лампа: островки света среди сумрака и дыма. На столах также стояли пишущие машинки и еще какие-то аппараты, высились груды бумаг. За столами сидели женщины – у каждой сигарета в зубах, каждая барабанит по клавишам. В воздухе стоял странный запах – что-то непонятное, мешающееся с запахом дыма. Время от времени раздавался резкий стук – это каретка пишущей машинки отщелкивалась в исходное положение.

Неожиданно вперед вышел Джек, и все вдруг затихли, повернулись к нему. Он взял со стола газету, взобрался на несколько ступенек по лестнице, ведущей на амбарный чердак, взглянул на собравшихся. Поднял газету. Огромный заголовок: «Лос-Анджелес объявляет войну мигрантам».

– Начальник полиции Джеймс Дэвис по прозвищу «Два пистолета» только что закрыл границу Калифорнии для мигрантов при поддержке крупных сельскохозяйственных производителей, железнодорожных компаний, государственных агентств по оказанию помощи бедствующим и прочих толстосумов штата.

Джек бросил газету на покрытый соломой пол и продолжал:

– Вы только подумайте об этом. Отчаявшихся людей, порядочных людей, американцев останавливают на границе и под дулом пистолета заставляют повернуть назад. И куда им деваться? Дома их ждет голод, а то и смерть от пылевой пневмонии. Если они отказываются уезжать, то копы швыряют их в тюрьму за бродяжничество, а судьи приговаривают к каторжным работам.

Лореду эти слова не удивили. Она-то знала, что это такое – приехать в Калифорнию с надеждой на лучшее и стать здесь грязью.

– Сволочи! – закричал кто-то.

– По всему штату Калифорния капиталисты эксплуатируют рабочих. Изголодавшиеся люди согласны на любую оплату, лишь бы не дать умереть от голода своим семьям. Между этим полем и Бейкерсфилдом больше семидесяти тысяч бездомных. В лагерях от недоедания и болезней умирает по два ребенка в день. Так не должно быть. Мы же в Америке. И пусть нам не рассказывают о Великой депрессии. Хватит с нас. Мы должны им помочь. Мы должны убедить мигрантов вступить в Союз рабочих и бороться за свои права.

Толпа одобрительно загудела.

Лореда кивнула. Его слова задели ее за живое, заставили задуматься. Мы можем не соглашаться на такую жизнь.

– Время пришло, товарищи. Правительство этим людям помогать не намерено. Так что это наше дело. Мы должны убедить рабочих подняться. Восстать. Использовать все доступные нам средства, чтобы помешать капиталистам эксплуатировать рабочих. Мы должны все вместе бороться с несправедливостью. Мы будем бороться за рабочих-мигрантов здесь и в Центральной долине, мы поможем им объединиться в профсоюзы и потребовать более справедливой оплаты труда. Время не ждет!

– Да! – закричала Лореда. – Да!

Прежде чем Джек спрыгнул со ступеньки чердачной лестницы, Лореда поймала его взгляд.

Он легко пробрался через толпу к ней. Его глаза буравили Лореду, она чувствовала себя мышью, которую вот-вот схватит ястреб.

– Я же велел тебе оставаться в грузовике.

– Я хочу вступить в группу. Я хочу помогать.

– Вот как?

Он был даже выше мамы, Лореде пришлось задирать голову. Она прерывисто вздохнула.

– Иди домой, детка. Ты до этого еще не доросла.

– Я рабочая-мигрантка.

Джек зажег сигарету и изучающе посмотрел на нее.

– Мы живем в лагере у канавы возле Саттер-роуд. Этой осенью я, вместо того чтобы ходить в школу, собирала хлопок. Иначе мы бы умерли с голоду. Мы живем в палатке. Мы так хотели найти работу в полях, что иногда спали на обочине, чтобы оказаться первыми в очереди. Хозяину, этой жирной свинье Уэлти, плевать, хватает ли нам денег на еду.

– Ага, Уэлти? Мы пытаемся создать профсоюзы в лагерях мигрантов. Но столкнулись с сопротивлением. Оки упрямые и гордые.

– Не называйте нас так, – сказала Лореда. – Мы просто хотим работать. Мои бабушка с дедушкой и мама… они не верят в правительственные подачки. Они хотят сами справиться, но…

– Что «но»?

– Но ничего не получится, правда? Мы приехали сюда за лучшей жизнью, а на самом деле она нас не ждет?

– Без борьбы – да, ничего не получится.

– Я хочу бороться! – выпалила Лореда и вдруг поняла, что этот привычный зуд в ее душе – именно от жажды борьбы. Вот почему она убежала – чтобы бороться, а не искать своего малодушного отца. Вот что за страсть ее уже давно сжигает.

– Сколько тебе на самом деле лет?

– Тринадцать.

– И твой папаша сбежал из семьи, когда потерял работу в… Сент-Луисе.

– В Техасе.

– Детка, да подобные мужики гроша ломаного не стоят. И ты слишком юная, чтобы бродить по дорогам одна. Как ты добралась до Калифорнии?

– Нас мама привезла.

– Без мужа? Сильная женщина.

– Я ее сегодня трусливой назвала.

Он понимающе смотрел на нее.