Зиновий Давыдов - Корабельная слободка

Он очутился на батарейной палубе транспорта, и его сразу чуть не убила ринувшаяся на него пушка. Сорвавшаяся с привязи, она, как бешеная, носилась из стороны в сторону, в зависимости от того, куда кренилось судно. Пушка уже вышибла закрытые ставни в амбразуре и словно только и ждала появления капитана Стаматина, чтобы броситься на него. Но судно неожиданно дало обратный крен, и пушка рванулась обратно. Капитан Стаматин мигом забился в закуток за поворотом между лестницей и стенкой, куда не добиралась взбесившаяся пушка. И все, что творилось на море и в бухте, сразу открылось капитану Стаматину сквозь открытую амбразуру.

— Ишь, как бунтует, разыграй-царевич! — сказал капитан Стаматин и даже как будто улыбнулся.

Бедствие было велико, но оно не печалило капитана Стаматина. Он хотел, чтобы ветер дошел до крайнего неистовства, волны поднимались еще выше и море расступилось и сразу проглотило в своей пучине все эти корабли, и фрегаты, и корветы, и пароходы… Все они вломились полтора месяца назад в тихую Балаклаву и всё развеяли там, как солому.

Еще одна пушка сорвалась тем временем с лопнувших канатов, и уже две пушки носились теперь словно в паническом ужасе по батарейной палубе из конца в конец, налетая одна на другую. Капитан Стаматин слышал где-то близко вопли раненых и командные выкрики на непонятном ему языке и полез еще выше. По дороге он снял со стенки спасательный круг и надел его через плечо. Едва он выбрался на верхнюю палубу, как его подхватила налетевшая волна, взмыла с ним высоко вверх… и он полетел, как щепка, с волны на волну, с волны на волну и захлебнулся в тяжелой, черной, мутной воде.

Когда ребята проснулись, было уже совсем светло. Вся черепичная крыша с домика была сорвана. Дождь и град хлестали в разбитое окошко, и вода с подоконника стекала на пол.

— Ветер двенадцать баллов, — сказал Мишук.

— Шторм, — откликнулся Жора.

— Ураган, — поправил Николка и подбежал к окну.

Над бухтой носились сорванные с домов крыши, полотнища парусиновых палаток, кубы прессованного сена, корзины, мешки, бревна, доски… Мачты на кораблях раскачивались, как пьяные. Они с треском переламывались, и обломки их подхватывал ветер. А в море близ берега огромный военный транспорт швыряло по волнам, как скорлупку, и на судне не было ни мачт, ни кормового флага; должно быть, не было уже и руля. Это был английский военный транспорт «Ливерпуль», с палубы которого только что сорвался в море капитан Стаматин.

Николка заявил, что в такую погоду и думать нельзя пускаться в обратный путь: надо подождать, пока утихнет.

— А постояльцы бабушкины вернутся из штаба — нас увидят… — возразил Жора и даже к окошку подошел поглядеть, не поднимаются ли по тропинке на гору усачи с красными якорями на синих куртках.

— А мы скажем, что только на минуточку забежали к бабушке, — успокоил Жору догадливый Николка. — Мы им тоже скажем, как вчера дуралею этому с одеялом: «Мэ-э!» — козу искали.

Это понравилось ребятам и бабушке Елене тоже понравилось. А Мишук опять стал лягаться, как вчера, и прыгать и чесать ногой у себя за ухом. Все смеялись и ждали, когда утихнет буря.

Однако время шло, а буря не утихала. Бабушка заткнула разбитое стекло подушкой, но подушка быстро намокла, и с нее струйкой потекла на пол вода. Бабушка подставила таз, и вода со звоном стала падать и накапливаться в тазу. Скоро всем захотелось есть, а бабушка, как и вчера, не знала, что делать. Николка снова стал убеждать бабушку взять немножко у постояльцев, и Мишук с Жорой тоже уговаривали бабушку. И они рассказали бабушке про матроса-героя Петра Кошку. Кошка бы уж так не оставил: все бы съел до крошечки, а неприятелю оставил бы шиш. На то война! А так что же получается? Неприятель будет обжираться, а русские станут помирать с голоду? Кто же тогда будет Севастополь защищать, и вылазки делать, и дедушку Христофора лечить в госпитале? И тогда дедушка Христофор совсем умрет.

Бабушка Елена замахала руками: она не хотела, чтобы дедушка Христофор умирал. И она бросилась к полке, снова отщипнула из банки волоконце мяса, взяла из мешка одну галеточку и опять раздула на шестке огонь.

Буря не утихла и к вечеру, и все волей-неволей оставались на месте и ждали, что вот-вот вернутся с дежурства усачи.

— Хоть бы их водой захлестнуло в их проклятом штабе! — буркнул Николка.

Но бабушка покачала головою и сказала, что грех так говорить.

— И вовсе не грех, — стал спорить с бабушкой Николка. — Дедушка Перепетуй говорит, что все они разбойники, пришли сюда нас мучить. И Нахимов тоже сколько раз говорил на пятом бастионе, где мой тятя: «Братцы! Прогоним врага с родной земли, сбросим его в море». Это значит, чтобы он там захлебнулся, враг. И всё.

Сказав это, Николка вышел в сени взглянуть, не возвращаются ли усачи из штаба.

Он приоткрыл дверь на улицу. Ночь была там безмерна и словно полнилась конским ржаньем. С бухты ли шел этот рык, яйла [58] Яйла — горный хребет вдоль южного берега Крыма. ли гудела? Все же ветер немного ослабел, а на улице было бело от нападавшего снега.

Николка постоял, поглядел, послушал, как рычит и корчится ночь, и вернулся в дом.

Ребята решили не ложиться. Может быть, утихнет еще хоть немного, и тогда они сразу тронутся в путь.

— Ветер восемь баллов, — сказал Мишук, прислушиваясь к свисту: вью-вью-у-у!

— Восемь, больше не будет, — подтвердил Николка.

— Пошло на убыль, — добавил Жора.

И все согласились, что пошло на убыль и надо собираться в дорогу.

Уже и с потолка пошло капать, и штукатурка стала отваливаться большими кусками: снегу-то ведь навалило прямо на чердак!

Жора вспомнил, что у дедушки была тележка, в которой он возил на базар рыбу. Надо было захватить с собой эту тележку, а то у бабушки ноги пухнут; как ей с больными ногами такую дорогу пройти? И Жора пошел в сарай искать тележку.

Светало. Ветер дул ровно, и сила его была теперь не так велика. Таял снег, стекая вниз с горушки. Вода с набережной сошла обратно в бухту, и вся набережная была завалена обломками разбитых кораблей. По всей Балаклаве бродили люди с зажженными фонарями, собирая, что уцелело от страшной бури второго ноября.

Сарай, как и дом, стоял без крыши, которую тоже снесло ветром. Но тележка в сарае была на месте, полная пустых рогожных кулей. Жора стряхнул с кулей снег и выкатил тележку из сарая.

Все вышли на улицу.

— Четыре балла, — сказал Мишук.

— Четыре, — согласился Николка и взял с тележки совсем еще новый куль.

Пока бабушка Елена укладывала в тележку какие-то свои узелки, Николка вернулся в дом и набил весь куль продуктами. Все поместилось в куле, и шиш остался на полке. Мясные консервы, галеты, сахар, крупа, вино — все проглотил бездонный Николкин куль.