Виталий Гладкий - Колыбель богов

Даро даже немного растерялся, очутившись среди такого великолепия. Перед тем как их провели в андрон, они зашли в дворцовый храм, где ублажили жриц не столько жертвоприношением, сколько богатыми дарами. Поэтому их быстро допустили перед ясные очи правителя, в чём Видамаро, по правде говоря, немного сомневался — Перито не так радушно принимал торговцев, в отличие от миноса. За исключением иноземных послов и военачальников. Посмеиваясь, Акару поведал внуку, почему так: Перито любил богатые дары, а больше всего — золото, серебро и драгоценные камни. Горшки и ткани, которым торговцы одаривали правителя, его не устраивали; этим добром были забиты все кладовые дворца.

Своё тронное имя он взял от имени второго правителя государства (первым на Стронгили считался Радамант); чем оно понравилось ему, никто сказать не мог. Как и оспорить это решение — Перито был ещё и главным жрецом острова. Тронное имя Перито и его жреческий сан значили многое, так как между жреческим сословием Крита и Стронгили с давних пор шёл постоянный спор: какой из двух островов считать метрополией. Ведь всем известно, утверждали жрицы и жрецы Лабиринта, что государство создал Минос, царь Крита, старший сын Дивея. А его младший брат Радамант был на вторых ролях, поэтому Криту всегда принадлежала главенствующая роль и, естественно, именно он был метрополией. В свою очередь жрецы Стронгили доказывали обратное — что Дивей поставил править Стронгили именно Радаманта, потому как Крит в те времена был безлюден. Значит, Радамант и есть первый царь, поэтому Стронгили является метрополией. Что касается Миноса, то он всего лишь построил Коносо и стал его правителем при живом брате. Но затем, когда на Стронгили произошло разрушительное землетрясение и вулкан засыпал пеплом большую часть острова, его жителям пришлось идти на поклон к Миносу и перебираться на Крит. Так Минос и стал главным правителем.

Все эти споры мало волновали жителей обоих островов. На Стронгили точно знали, что их остров — метрополия, а кефтиу Крита были уверены, что государство началось от Миноса и Радамант тут ни при чём.

Перито появился в окружении богато разодетой свиты и жрецов. В отличие от правителя Крита, он не закрывал свой божественный лик. Перито был одет достаточно просто, если не считать украшенного драгоценными каменьями золотого венца с высоким плюмажем на голове (он подчёркивал его царственно-жреческий сан), ожерелья из крупных чёрных жемчужин вокруг шеи и массивного золотого изображения головы быка, которое висело на красивой золотой цепи посреди груди. Набедренная повязка с кожаным поясом подчёркивала его тонкий стан и широкие плечи, вся фигура Перито дышала мужской зрелостью и мощью, а его ноги, обутые в сандалии на толстой подошве, казались кошачьими лапами, настолько легко, грациозно и бесшумно он двигался.

Дед рассказывал Даро, что в молодости Перито принимал участие в священных играх с быком и был одним из лучших в этом деле. Мало того, ему довелось поучаствовать и в нескольких морских сражения, поэтому к кибернетосам и вообще к мореплавателям он относился покровительственно.

— Приветствуем тебя, о великий! — сказал Видамаро и низко поклонился вместе с сыном. — Если будет на то твоя воля, прими от нас дары, о мудрый. Я привёз их из далёкого Пунта.

— Пунт? — оживился Перито. — Это интересно… Кибернетос… — Тут он запнулся и один из жрецов, участвовавших в жертвоприношении, что-то прошептал ему на ухо. — Кибернетос Видамаро! Мы разрешаем показать дары.

Жрец-распорядитель отдал приказание, и вскоре перед правителем Стронгили расстелили длинный кусок ткани, на котором разложили приношения Видамаро. Он не поскупился — в надежде, что Перито запомнит его и оценит дары, которые были очень богатыми. В будущем это подношение может благоприятно сказаться на его торговле; по меньшей мере, правитель может распорядиться брать с него меньший рыночный сбор, зависевший от объёма и ценности товаров.

Дары впечатлили Перито. И впрямь, там было на что посмотреть: чёрное дерево, слоновая кость, благовония, ароматическое дерево, страусовые перья для плюмажей, две шкуры леопарда, несколько слитков серебра и золота, а также драгоценные камни — самая большая любовь правителя Стронгили. Немного расспросив Видамаро о том, что собой представляет Пунт, Перито подозвал жреца-секретаря и отдал какой-то приказ. Тот быстро нацарапал что-то на сырой глиняной табличке, которую ему услужливо подал его помощник, сделал оттиск печати, и с поклоном вручил Видамаро. На этом приём был закончен.

— Не зря мы лишились небольшой доли прибыли, принеся богатые дары Перито, не зря… — с удовлетворением сказал Видамаро, когда они начали спускаться вниз, на равнину.

Он уже ознакомился с содержанием надписи и буквально расцвёл.

— В этот приезд правитель вообще освободил нас от всех пошлин! — продолжил он торжествующим тоном. — А впоследствии мы будем платить только половину того, что требуется. Акару был прав, когда настоял, чтобы я ублажил правителя острова богатыми дарами… Кстати, как он там торгует? Поторопимся, пока к нему не придрались рыночные надзиратели…

Самым неудобным временем для мореходов Зелёного моря были летние месяцы, когда дули сильные северные ветры. А наиболее безопасным для плавания считалось начало зимы, хотя и тогда путешественник мог стать жертвой шторма. Тем не менее и в летний период обширный рынок Стронгили впечатлял. Это было настолько пёстрое и многоязыкое сборище племён и народов, населявших Ойкумену, что впору голове закружиться. Что и случилось с Даро — добираясь до того места, которое было отведено отцу для торговли, он на что-то засмотрелся и потерял его в толпе.

Впрочем, Даро не сильно торопился помочь деду; Акару понимал в торговле больше, чем его сын, а тем паче — внук. Он мог так ловко окрутить покупателя, что тот не замечал, как отдавал за товар больше, нежели рассчитывал, и чем он должен стоить при обмене.

Особенно впечатлили Даро ряды финикийских купцов. Они сильно отличались от других народов Зелёного моря даже внешним видом: темнолицые, с завитыми чёрными бородами, с огромными коричневыми глазищами и крючковатыми носами, которые нависали над толстыми красными губами. Конечно, среди них были и люди, внешность которых мало отличалась, к примеру, от облика ахейцев — взять хотя бы Киро, слугу старого кибернетоса. Но от большинства финикийцев веяло чужеродным духом, от них исходил густой насыщенный аромат благовоний, которыми пользовались не только женщины Ханаана, но и мужчины. Финикийцы носили широкую рубаху-тунику длиной до пят, обычно не подпоясанную. Вся она была в мелких складках по длине и украшена богатой вышивкой, а также полосами разных цветов, где присутствовал и знаменитый финикийский пурпур. На ногах у них были башмаки из мягкой козлиной кожи или сандалии, которые крепились к ногам кожаными ремешками, опутывая их до колен. Но особенно любили финикийцы разные украшения — серьги, ожерелья, кольца, браслеты. Морские торговцы Ханаана надевали столько колец, сколько раз участвовали в дальних плаваниях, а воины — в походах. Кое-кто из них носил кольцо даже в носу.