Виталий Гладкий - Колыбель богов

Акару не стал долго задерживаться на рынке. Немного походив по рядам, он свернул к лестнице, которая вела ко входу в квартал мастеров. Кибернетос прошёл туда свободно, лишь показав страже свой перстень-печатку. Несмотря на то что Акару хорошо знал хитросплетения коридоров дворца, он едва не заблудился. Бесчисленные колонны, световые колодцы, лестницы, ответвления от основного коридора, бассейны для омовений, неожиданно возникающие на пути, жертвенники многочисленным богам Крита (небольшие комнатки с отдельным входом), портики, тупики кого угодно могли свести с ума. Прежде, особенно в молодые годы, он любил бродить по бесчисленным коридорам, заглядывая в помещения, где трудились мастера, творившие изысканные вещи, и, казалось, знал каждый поворот. Ан нет. Может, потому, что с того времени, как ему довелось бродить по дворцу, он сильно изменился — появились новые здания, перестроили несколько старых, которые начали разрушаться от землетрясений, а значит, появились и новые коридоры, которые только добавили путаницы.

Когда Акару отошёл от дел, поселился в Аминисо и начал вести праздную жизнь — обустраивать виллу по своему уразумению, заниматься рыбной ловлей, добычей жемчуга и другими приятными заботами, которых он был лишён, проводя долгие годы в дальних плаваниях, — желание посещать дворец миноса у него не возникало. Лабиринт с его бестолковой запутанной планировкой вызывал у него раздражение. Акару любил порядок, точный расчёт, без которого в море делать нечего, и ласкающие кожу солнечные лучи, чего во дворце, особенно в мастерских и подсобных помещениях, было маловато, ведь в световые колодцы Адиунский бык заглядывал очень ненадолго. Но теперь былая любознательность вновь проснулась в нём, и он, как в юности, когда напитывался знаниями, словно губка, начал по пути к месту назначения заглядывать в помещения, где увлечённо трудились великие мастера Крита. В первой же комнате он наткнулся на мастерскую по изготовлению фаянсовых изделий. Чего здесь только не было! Статуэтки, сосуды разнообразных форм и назначений, керамические плитки с изображениями животных, растений и рыб, которые потом будут использованы при составлении богатых мозаик, цветные бусы... Гончары трудились в поте лица, совершенно не обращая внимания на Акару. Старый кибернетос не мог оторвать взгляд от готовых сосудов, настолько они были красивы и своеобразны. Уж кто-кто, а он знал, что фаянсовые изделия и керамику Коносо на иноземных рынках из рук вырывают, так они хороши.

Следующее помещение представляло собой мастерскую камнерезов. И здесь кипела работа. Двое мастеров осторожно распиливали большой кусок горного алебастра на болванки — заготовки для будущих сосудов. Другие уже высекали из приготовленных каменных блоков сосуды и чаши; эта работа требовала большого умения и особой осторожности. Чуть не там ударил — и всё, заготовку можно выбрасывать. Хорошо, если это местный камень, а ежели привозной, из островов или из дальних стран? Тогда беды не оберёшься. Жрец-надзиратель за мастерскими шкуру спустит с недотёпы.

В стороне стоит готовая амфора из белого с розоватыми прожилками мрамора; две её большие изогнутые ручки сделаны из золота. Акару залюбовался великолепной работой. Резчик искусно использовал причудливое цветное пятно в мраморе для украшения поверхности изделия, поместив его в центре амфоры, и оно оживило мёртвый камень, заиграло всеми оттенками. Один из мастеров был занят особо тонкой работой — вырезал на овальном аметисте печать. Используя очень тонкие резцы, он завершал изображение львицы. Разъярённое животное припало на передние лапы и, казалось, что ещё мгновение — и зверь набросится на жертву, которая была вне камня. Подобные печати имели все жители Крита, за исключением рабов и вольноотпущенников (правда, последних было очень мало). Они являлись своеобразным удостоверением личности; свободной личности. На печати находилось не только оригинальное изображение, но и было вырезано имя её владельца.

Если жрецы, кибернетосы, купцы, надзиратели за рабочими и прочий не бедный люд приспосабливал печати к массивным золотым или серебряным перстням (которые тоже стоили дорого), то простой люд носил печать на запястье, привязав её шнурком. Конечно, большинство кефтиу не могли позволить себе печати из драгоценных камней. Для них в качестве материала для печати были в ходу роговые пластины.

Рядом трудились резчики по слоновой кости. Они делают пластины с рельефами, которые потом будут использоваться при инкрустации деревянных ларцов, дифров и другой мебели. Но особо заинтересовал Акару молодой мастер. Он был лишь немного старше Даро.

Юноша осторожно закреплял на продолговатой кипарисовой доске перемежающиеся квадратики из слоновой кости и горного хрусталя с золотым обрамлением. На концах доски находились розетки из горного хрусталя, а под ними — серебряные пластинки. Эта вещь предназначалась для замысловатой игры под названием «уголки». Её привезли ахейцы; у них она называлась «халма» — прыжок. В игре участвовали два или четыре человека. Они играли разноцветными камешками; их число было разным, от тринадцати до девятнадцати штук, если игроков было двое. Камешки нужно было провести в противоположные углы, притом с доски их не удаляли, как в петтее.

Удивительно, но на Акару если мастера и бросали иногда взгляд, то смотрели на него или с почтением, или как на пустое место. И он понимал, почему. В мастерскую иногда ради развлечения заходили придворные (в том, что Акару принадлежит к Высшим, резчики, видимо, не сомневались; да и одет он был богато, соответственно своему высокому статусу), и нахально рассматривать их считалось неприличным, а иногда такие вольности и вовсе были наказуемы.

Спохватившись, что он чересчур долго задержался, разглядывая чудеса, которые выходили из рук талантливых мастеров Лабиринта, а время уже поджимало, Акару решил не заходить в оружейную мастерскую. Там для него всё было понятно и так; оружие, созданное в Лабиринте, можно было видеть каждый день. Да и дома у него разнообразного вооружения хватало.

Не стал он заглядывать и в самое унылое помещение во всём Лабиринте — архив жреца-хранителя дворца. Насколько ему было известно, в архиве, среди многочисленных ящиков с высушенными до каменной твёрдости табличками, в большой тесноте ютились всего два человека — старший писец в жреческом сане и его помощник. Остальные писцы рангом пониже находились на складах, где с утра до вечера записывали на сырых глиняных табличках сколько амфор наполнено вином нового урожая, сколько засыпано пшеницы и ячменя в зерновые ямы и пифосы, сколько засолено оливок, кто из земледельцев задолжал, а кто вообще не выплатил пошлину по той или иной причине, вес бронзы и меди, отпущенных оружейникам, сколько драгоценных камней, золота и серебра прибавилось в сокровищнице Лабиринта, какое количество шерсти настрижено в поместьях, принадлежащих властелину Крита, кому из придворных, находившихся на содержании миноса, что именно и в каком количестве выдано... Много разных сведений хранилось на пыльных полках дворцового архива, в том числе и записи рассказов Акару о путешествиях в дальние страны.