Николай Дмитриев - В грозный час

– Погодь, тебя боярин кличет.

Не слезая с коня, Михайла подъехал к возку и увидел сидевшего там старика, который с испуганным видом спросил:

– Татарва далеко?

– Близко, – ответил Михайла и добавил: – Вся Орда идёт, и хан там ихний…

– Врёшь… – не поверил боярин.

– Чего мне врать? – пожал плечами Михайла. – Как раз перед полуднем я сам из татарина душу вытряхивал. Он и сказал.

Боярин вскинулся, заорал на челядь, но чеку уже вставили, и возок со скрипом выехал из канавы, а Михайла, не дожидаясь объявившегося попутчика, обогнал четверик, пустив скорой рысью малость передохнувшего коня.

До Москвы Михайла доскакал быстро. Вид самого города для дворянина был не внове, но на этот раз поражала царившая на улицах сутолока. Не иначе все окрестные жители, услыхав про набег, сбежались сюда, надеясь, что татар отобьют. В любом случае больше спешить нужды не было, и Михайла, сопровождаемый Ивашкой, затрусил к центру. Во въездной башне Китай-города ворота были настежь, через них сновал всякий люд, но караул стоял, и, заприметив их старшего, Михайла, подъехав ближе, спросил:

– Не скажешь, войско какое в Китай-городе аль в Кремле есть?

– А тебе на что? – страж подозрительно глянул на Михайлу.

– Надо значит, – отрезал Михайла, но страж всё присматривался к нему и вдруг спросил:

– А ты, часом, не серпуховской?

– Ну, пускай серпуховской, – удивлённо подтвердил Михайла и сразу вскипел: – А ты кто такой будешь, чтоб меня спрашивать?!

– Не видишь, что ли, караульные мы, – привратник неожиданно заулыбался. – Это ж тебе после смотра целых двадцать рублёв наградных выдали?

– Ну мне. – Михайла враз остыл и напомнил: – Так ты скажи, войско есть?

– Есть немного, только тебе тогда в Стрелецкую слободу надо, – уже не чинясь ответил караульный.

– А вы тут чего стоите? – поинтересовался Михайла.

– Наше дело – при надобности ворота закрыть, – ответил страж и, глянув на Ивашку, державшего наготове топор, дружески подмигнул Михайле: – Это что, всё твоё войско, воевода?

– Всё, что есть, – тоже настроившись на весёлый лад, ответил Михайла, но караульный вдруг посерьёзнел и обеспокоенно спросил:

– Ты вроде как с дороги. Скажи, татарва идёт?

– Знамо дело, идёт, – нахмурился Михайла, и, словно в подтверждение его слов, все московские колокола один за другим ударили всполох…

Помощник Дивея-мурзы Теребердей-мурза, которому Девлет-хан поручил командовать головным отрядом Орды, жадно вглядывался в открывшуюся перед ним Москву. Над разномастьем деревянных кровель возвышались шатровые крыши теремов, дальше виднелись каменные стены Кремля, и выше всех оборонительных башен Китай-города поднимался сверкавший золотом купол главного храма урусов. Издали стольный град, поражая воображение, казался неприступным, но татары Теребедея-мурзы уже ворвались на окраины, и там начались пожары. Совсем рядом с дорогой, по которой ехал Теребердей-мурза, полыхала загородная усадьба, и было видно, как через волоковые оконца [30] Волоковое окно – это самый древний вид окна. Такое окно делали при помощи простого выпиливания из одного из брёвен, составлявших стену, и оно фактически представляло собой четырёхугольную длинную щель, вытянутую по горизонтали. валит беловатый дым, а сквозь него прорываются языки разгоравшегося внутри дома пламени.

От брода через Жиздру, который показал Тишенков, до Москвы было не особо далеко, и Теребердей-мурза безостановочно гнал вперёд своих воинов, не давая им буйствовать в попадавшихся по пути деревнях. Мурза отлично понимал, что чем скорее он дойдёт до Москвы, тем меньше у горожан будет времени для организации отпора. Тем более что хан хитрым манёвром обманул воеводу урусов и, обойдя Серпухов, пошёл прямо на стольный град. Вдобавок, как оказалось, перебежчик не врал: царь Иван точно находился в Ливонии, и защищать Москву было некому. Зная это, Теребердей-мурза приказал нападать с ходу и теперь следил, как десятки всадников скрываются за домами посада.

Решив, что пора, Теребердей-мурза в сопровождении трёх десятков всадников проскакал мимо подожжённой усадьбы и въехал на довольно широкий проезд между пригородными усадьбами. Его поразило то, что он был устлан плотно уложенными в ряд, стёсанными с одного бока брёвнами, отчего получалась твёрдая и гладкая дорога. Слаженный конский топот здесь сразу зазвучал иначе, словно подсказывая Теребердей-мурзе, что дальше путь свободен.

Подгоняя коня, он взмахнул нагайкой, но буквально за первым поворотом ему пришлось резко натянуть повод. Теребердей-мурза увидел, как татары, укрываясь кто где, пускают вдоль заплота стрелы, и, глянув вперёд, понял, кто остановил его всадников. Поперёк мостовой, загораживая дорогу, стояли ночные рогатки, за которыми прятались московиты. Кто они, стрельцы или горожане, Теребердей-мурза сообразить не успел. По выскочившим на середину проезда татарам урусы начали палить из пищалей, и, заметив, как совсем рядом ограда усадьбы прерывается, Теребердей-мурза выкрикнул:

– Все за мной!

Ему показалось, что так можно будет обойти преграду. Правда, там, куда Теребердей-мурза увлёк татар, деревянного настила не было, а вместо него под тянувшимися вдоль дороги глухими заплотами густо росла трава, но уже первый поворот сулил удачу. Теребердей-мурза погнал коня вскачь, однако проезд, становясь всё уже, вдруг начал крутить то в одну, то в другую сторону и неожиданно вывел гнавших во весь опор татар прямо на открытое поле. Никак не ожидавший такого Теребедей-мурза завертел головой, и первое, что он увидел, была та самая усадьба, возле которой он так недавно стоял.

Поминая шайтана и всех урусов с их кручёным предместьем, раздосадованный Теребердей-мурза вернулся к всё ещё горевшей усадьбе, а затем опять поскакал той же мощёной улицей к хитрому ограждению. Правда, оказавшись снова возле рогаток, которые так упрямо обороняли урусы, Теребердей-мурза, решив действовать иначе, приказал поджечь дома по обе стороны преграды, не дававшей всадникам никакой возможности прорваться к городу, и тут же обмотанные сальной паклей стрелы комками огня полетели к строениям, впиваясь одна за другой под свесы крыш.

Ждать пришлось не особо долго. Высушенные солнцем кровли занялись быстро, и довольно скоро на сидевших за рогатками московитов посыпались сначала искры, потом начали падать головёшки, а когда вовсю заполыхало с обеих сторон, следивший за всем этим Теребердей-мурза злорадно хохотнул. Вскоре, опасаясь разгоравшегося огня, московиты, раздвинув рогатки, принялись оттаскивать их дальше, и тогда, дождавшись этого, татары, прятавшиеся за постройками, бросились вперёд.