Николай Дмитриев - В грозный час

– До самой Оки, государь, – уверенно ответил Воротынский.

– А много ли татарва людишек в полон увела? – Грозный нахмурился.

– Много, государь, – вздохнул Воротынский.

– Отчего так? – в упор посмотрел на боярина царь.

– Так сам хан Серпуховской дорогой уходил, а мурзы его по сторонам разошлись, – пояснил князь.

Сейчас Воротынский прямо дал понять царю, что войско, нужное у Москвы, было где-то в Ливонии. Зная, что боярин прав, царь не стал отвечать, а вместо этого напомнил:

– Тебе, князь, ране приказ был созвать в Москву людей лутчих, чтоб обдумать, как порубежье крепить.

– Сделано, государь. – Воротынский с достоинством поклонился: – Совет собранный принял «Общее уложение о сторожевой и станичной службе».

– Уложение – это хорошо… – складки на лбу царя разгладились. – А сейчас что делать?

– Надо города и остроги на путях набеговых ставить, – ответил Воротынский.

– Это ясно, – царь снова нахмурился. – Но ты скажи мне, как от нового набега уберечься?

– По первости засечную линию край обновить требуется, – твёрдо сказал князь и, немного подумав, добавил: – Опять же сторожи везде поставить и неотступно береговую черту смотреть. Следить, чтоб воинские люди на государевы украины войной безвестно не проходили.

Царь понимал, что для такого дела требуются войско, время и деньги, но, поскольку начинать надо было немедля, он ещё раз оценивающе глянул на Воротынского и решил:

– Быть тебе, князь, начальником сторожевой и станичной службы. Войско пришлю, но ты со своим полком приступай не мешкая.

– Будет исполнено, государь, – заверил Воротынский и, отвесив глубокий поклон, вышел.

Только сейчас обратив внимание на то, что боярин Одоевский всё ещё на ногах, царь милостиво показал ему жестом садиться на крытую рытым бархатом [54] Рытый бархат – старинный пушистый бархат с вытисненным узором, слово «рытый» употребляется как эпитет бархата в значении «пушистый». лавку. Не зная, о чём пойдёт речь, князь сел, выжидательно глядя на царя, но разговора не получилось. В дверь осторожно постучали, и на пороге неожиданно возник чем-то встревоженный дьяк Посольского приказа:

– Государь…

Удивлённый тем, что дьяк заявился без доклада, царь грозно посмотрел на ослушника:

– Что такое?.. Почему здесь?

– Государь… – испуганно повторил дьяк и не сказал, а выдохнул: – Татары прибыли…

– Что, посольство? – быстро спросил царь.

– Нет, – отрицательно закачал головой дьяк. – Только посланец…

– Посланец?.. – удивился царь. – С чем он?

– Письмо от хана, – сообщил дьяк, показывая бывший у него в руках развёрнутый свиток с болтавшейся на шнурке ханской печатью.

– Именует-то как? – первым делом поинтересовался царь.

– Как всегда. – Дьяк заглянул в свиток: – «Брат мой, великий царь».

– Тогда читай, – и царь удовлетворённо откинулся на спинку трона.

– Не смею… – дьяк как-то сжался: – Тут поносное…

– То и читай! – сразу подавшись вперёд, прикрикнул царь.

Дьяк вроде как стал меньше ростом, судорожно вздохнул и, пробежав свиток глазами, начал:

– «…дал своим купцам и многим другим грамоту, чтобы ездили они со своими товарами в Казань и Астрахань и торговали там беспошлинно и сам прииде со многими силами и расписал русскую землю, кому что дати…» – Дьяк на какой-то момент прервался и, не поднимая глаз, испуганно добавил: – Ещё поминает, что послал кинжал булатный, острый…

– В подарок, што ли… – не понял царь.

– Вроде как подношение, – пояснил дьяк и протянул царю оказавшийся тоже при нём красиво украшенный чеканкой по серебру дагестанский кинжал в расшитых бисером ножнах.

Царь было слегка наклонился, чтобы взять его, но внезапно, до конца поняв истинный смысл подарка, резко отдёрнул руку.

Всё видевший и всё слышавший Одоевский, сидя на своей лавке, просто обомлел, не зная, что сейчас будет. Ведь хан, даря кинжал, дерзко намекал, что царю осталось лишь заколоться, а каков будет на это ответ, боярин страшился даже подумать.

– Медведям скормлю поганца… – взбешённым полушёпотом произнёс царь и положил на подлокотник трона руку, кулак которой был сжат так, что побелели косточки пальцев.

Не сообразив, кого именно надо кидать медведям, то ли самого хана, то ли его посланца, и всё же пытаясь утихомирить царя, боярин негромко сказал:

– Невместно, государь, повременить надо.

Иван Грозный вскинул голову, встретился с князем взглядом и повернулся к дьяку:

– Ступай… Посланцу скажешь, пусть ждёт…

– Будет исполнено, государь, – ответил дьяк и попятился к двери.

Дождавшись, пока дьяк выйдет, царь повернулся к Одоевскому:

– Повременить, говоришь… А как?

– Государь! – разволновавшись, Одоевский даже встал. – Девлет-хан не сам по себе. Поскольку за ним и султан турецкий, полагаю, сейчас опаску от обоих иметь надобно.

– Оно так… – Иван Грозный помолчал и вроде как самому себе напомнил: – У нас там, в Ливонии, война идёт, а отсюда ещё и хан наскочил…

Было заметно, что царь, только что грозивший татарину медведями, вроде бы малость успокоился, и Одоевский рискнул предложить:

– Может, татарам пообещать чего?

– Пообещать?.. Кому?.. Орде?! – так и вскинулся Грозный. – А ты что, боярин, никак, запамятовал, о чём хан в письме толкует?

Одоевский уловил в голосе у царя иные нотки и уже гораздо смелее сказал:

– Тут главное – чтоб хан на приманку клюнул, а там и поторговаться можно…

– Торговаться не выйдет, Москву, почитай, крымчак вовсе выжег, – сокрушённо покачал головой царь. – Опять же и султан с ним – выходит, что-то отдать придётся, вот только что?

– Может, нам с Терека уйти? – высказал свою мысль Одоевский.

– Нет, мало, – не согласился царь. – Думаю, Астраханское ханство как раз будет. Так что иди, боярин, скажи в Посольском приказе, пусть вчерне изложат, а опосля ещё обмозгуем…

Одоевский хотел было возразить, но не осмелился и вышел, оставив царя одного. Так, в одиночестве, Иван Грозный пребывал весьма долго, до тех пор, пока дверь опять не раскрылась и в палату на этот раз без стука не вошёл другой дьяк. Неслышными шагами он приблизился и остановился совсем рядом с троном. Это был опричник, состоявший при Тайном деле, и такое дозволялось только ему. Поняв, что дьяк прямо из Посольского приказа, царь спросил:

– Прознал уже про письмо хана дерзостное? Что делать-то будем? Ханские караваны ведь так и так пойдут на наши украины.

– Пусть идут, – негромко ответствовал дьяк. – С ними и наши людишки отправятся, а караваны эти, ежели надобность будет, не без выгоды придержать можно.

– Делай, – разрешил царь и нахмурился…

Через слюдяное окошко стена была видна плохо, и князь Воротынский сильным толчком распахнул створки. Теперь дополнительно просматривались ещё сразу две башни крепостного обвода, давая возможность оценить укрепления. Серпухов был самой мощной твердыней, закрывавшей татарам прямой путь на Москву, однако имелись и другие дороги. Стояло жаркое лето, и пока нового набега не предвиделось, но вот ближе к зиме, по первопутку, ордынцы вполне могли решиться на новый набег.