Виктор Смирнов - Колокол и держава

Опомнились глубокой ночью.

– Ну, все, ступай, завтра приходи, – промолвила Умила.

Пытаясь унять вновь разливавшийся по всему телу жар, Дмитрий глухо проговорил:

– А ведь я тебя сватать шел!

Увидев радостное изумление в ее глазах, поспешно исправился:

– Брат мой, дьякон Герасим, хочет тебя в жены. Люба ты ему…

И тут же смолк, оглушенный ее хохотом. Умила смеялась звонко, по-девичьи, запрокидывая голову и всплескивая обнаженными руками.

– Меня многие сватали, но чтобы этак вот!

Отсмеявшись, стала серьезной.

– А я было подумала, что ты меня за себя зовешь. Да только не пошла бы. Ты еще молоденек, а мы, бабы, быстро отцветаем.

– Так что передать брату? – отводя глаза, переспросил Дмитрий.

Умила долго молчала, потом со вздохом ответила:

– Отец Герасим мне тоже к сердцу пришелся. Я на его проповеди всегда хожу. Златоуст! И душа у него добрая. Да и устала я одной куковать.

– Так ты согласна? – спросил Дмитрий.

Закручивая волосы жгутом, Умила молча кивнула.

– А как же мы с тобой? – упавшим голосом вымолвил Дмитрий.

– А никак, миленький, – ласково молвила вдова. – Буду я отцу Герасиму верной подружией [22] Подружия – жена, новгородский диалект ( прим. автора ). .

Увидев горестное лицо Дмитрия, шепнула:

– Ну разве что остатний разочек…

Получив согласие невесты, окрыленный отец Герасим направился к владыке Геннадию просить разрешения на второй брак. Вернулся мрачнее тучи.

– Отказал? – ахнул Дмитрий.

– Уговаривал монашеский постриг принять, – скупо ответил Герасим. – Обещал в игумены вывести. А я ему отвечаю: не могу в монастырь, потому как у монаха сердце должно быть ни к чему не привязано.

– А он?

– Говорит: ежели тебе разрешу двоебрачие, завтра ко мне все прочие вдовцы потянутся. Прихожане скажут: раз попы апостольское правило нарушают, то и молитвы их до Господа не дойдут.

– А ты?

– Сказал, что слагаю с себя сан.

– Пресвятая Богородица! – ахнул Дмитрий. – Как же ты без церкви?

– Тяжко будет, – признал Герасим. – А хуже всего, что проповедовать больше не смогу. Спасибо владыке, что позволил остаться софийским библиотекарем. Жалованье скудное, но зато при книгах.

…Венчали молодых в церкви Апостола Филиппа по особому чину для двоебрачных. Чтобы не плодить сплетен, венчались ночью, за закрытыми дверьми. Герасим сиял счастьем, он будто сбросил десяток лет, Умила была чудо как хороша в свадебном наряде.

– Имаешь ли, раб Божий Герасим, произведение благое и непринужденное, и крепку мысль пояти себе в жены сию Умилу, юже зде пред собою видишь? – вопрошал священник.

– Имаю, честной отче, – отвечал Герасим.

– А ты, раба Божия Умила?

– Имаю, честной отче! – отвечала Умила.

Свадебного застолья тоже не было. Просто посидели втроем за столом, выпили вина. Прощаясь, Дмитрий поймал на себе благодарный взгляд брата и ласково-сочувственный взор Умилы. Чтобы не выдать себя, Дмитрий быстро вышел за порог. Шагая по ночной улице, едва сдерживал рыдания. Винить было некого, он сам отдал брату свою первую любовь. И как знать, возможно, и последнюю…

Наутро прискакал гонец из Москвы. Великий князь срочно затребовал Аристотеля Фиораванти в столицу. Вместе с зодчим покинул Новгород и Дмитрий Герасимов.

В июле 1484 года по утопавшей в знойном мареве молдавской степи возвращался на родину московский посол Федор Васильевич Курицын. Два года, проведенные при дворе венгерского короля, изменили думного дьяка до неузнаваемости. Туда ехал степенный московский боярин в долгополом кафтане и горлатной шапке, назад возвращался постриженный по последней моде европеец в камзоле дорогого сукна. Но еще разительнее была внутренняя перемена, происшедшая с думным дьяком, и в этой перемене не последнюю роль сыграл человек, сидевший с ним сейчас в одной карете. То был королевский астролог Мартин Былица.

Их первая встреча случилась на аудиенции у короля Матиаса Корвина, во время которой русский посол от имени своего государя предложил союз против общего недруга – польско-литовского короля Казимира. Тогда Курицын обратил внимание на присутствовавшего в королевской свите мужчину лет пятидесяти в черной мантии и остроконечном звездчатом колпаке, который что-то шептал на ухо королю Матиасу. Выслушав астролога, король попросил время на размышление, а пока предложил Курицыну воспользоваться гостеприимством его столицы.

Блестящий двор Матиаса Корвина в Буде был истинным раем для дипломатов. Здесь, в самом сердце Европы, сплетались и расплетались нити международных интриг и вербовались информанты, готовые торговать закулисными тайнами. В ожидании королевской воли Федор Васильевич не терял времени даром: заводил полезные знакомства, учил языки, посещал горные рудники и мастерские, ездил на балы и приемы, познавал тонкости этикета, учился танцевать и свободно беседовать с дамами, пользоваться столовыми приборами и разбираться в винах.

Прошел месяц, второй, третий, четвертый, а король Матиас все еще не давал согласия на заключение мира с Московией. В ответ на настойчивые запросы русского посланника приближенные короля только разводили руками, ссылаясь на исключительную занятость своего монарха.

Томясь ожиданием, Федор Васильевич все больше времени проводил в королевской библиотеке, которая справедливо считалась одной из лучших в Европе. Здесь и произошла его вторая встреча с королевским астрологом. Былица сам подошел к русскому послу и любезно предложил ему показать некоторые редкие издания. Оказалось, что королевский звездочет свободно говорит по-русски. Он родился в Польше, закончил Краковский университет, преподавал в Болонье, а затем увлекся астрологией и стал составлять гороскопы.

Разговор о книгах сближает ученых людей подобно тому, как разговор об охоте сближает заядлых охотников. И когда Мартин Былица предложил русскому послу навестить его дома, Федор Васильевич охотно согласился. Рабочий кабинет астролога располагался под самой крышей королевского дворца. На заваленном книгами, рукописями и картами письменном столе красовались арабская астролябия, небесный глобус из бронзы с изящно отделанными созвездиями, а также загадочный инструмент под названием торкветум, позволяющий, как объяснил хозяин, производить измерения в различных системах координат. В лоджии стоял большой медный телескоп. Когда Федор Васильевич приник к его окуляру и увидел на сине-черном бархате ночного неба сияющие гирлянды звезд, у него захватило дух от открывшейся ему немыслимой красоты.