Виктор Смирнов - Колокол и держава

– У нас с твоим государем много общего, – невозмутимо продолжал Стефан. – Мы оба окружены могущественными врагами, поэтому нам нельзя допустить их союза. Передай своему государю, что он всегда может на меня рассчитывать. Вместе мы одолеем и старого лисовина – короля Казимира, и турецкого султана, вообразившего себя властелином мира.

…Спустя три дня русское посольство покинуло Яссы, и сам господарь в знак особого уважения проводил его до границы с Валахией. По пути Стефан рассказывал о валашском воеводе Владе Цепеше, по прозвищу Дракула, о свирепой жестокости которого ходили легенды.

– Только не верьте бабьим сказкам про вампира, который встает из могилы, чтобы пить кровь, – посмеиваясь, молвил Стефан. – Влад Цепеш был великим воином, и, если бы не рука предателя, турки не смогли бы его достать.

Посерьезнев, добавил:

– Спору нет, мой покойный друг упивался своей кровожадностью, но кое в чем нам всем не мешало бы у него поучиться.

– В чем же? – переспросил Курицын.

– В том, что править надо с грозой, иначе подданные сядут тебе на шею. А еще в том, что для него не было разницы между вельможей и простым человеком. Кто бы ты ни был, но если преступил закон – садись на кол!

На границе с Валахией Стефан простился с послом, передав с ним дары великому князю и зятю Ивану – две ручные пищали великолепной работы. Заинтригованный рассказами о Дракуле, Курицын попросил проводников показать ему замок покойного воеводы в местечке Бран. Разглядывая воздвигнутый на высокой скале мрачный замок из серого гранита, Курицын пытался расспросить о Дракуле прохожих, но те лишь пугливо крестились и спешили прочь. И только вечером в ближайшей харчевне удалось разговорить подвыпивших крестьян, в воспоминаниях которых причудливо смешивались страх и восхищение погибшим воеводой.

Рассказывали о пирах воеводы в окружении посаженных на кол людей, о том, как однажды Дракула велел прибить гвоздями колпаки к головам проявивших неуважение турецких послов, как он извел воровство, оставляя у безлюдного колодца золотую чашу, и как покончил с прелюбодейством, вонзая в срамное место грешницы раскаленный прут.

– А еще был такой обычай у Влада, – подал голос седоусый старик. – Когда приходил к нему неопытный посол и не мог ответить на его коварные вопросы, то он сажал посла на кол, говоря: «Не я виноват в твоей смерти, а либо государь твой, либо ты сам. Если государь твой, зная, что неумен ты и неопытен, послал тебя ко мне, многомудрому государю, то твой же государь и убил тебя. Если же ты сам решился идти, неученый, то сам же себя и убил» [23] Под впечатлением от увиденного и услышанного Федор Курицын написал «Сказание о Дракуле воеводе», положив начало целому направлению в художественной литературе и кино – дракулиаде ( прим. автора ). .

…Посольский поезд медленно двигался по берегу Дуная. За разговорами дорога летела незаметно. Вдалеке показалась крепость Аккерман. Внезапно от нее отделилась цепочка всадников и в клубах пыли стала быстро приближаться к посольскому поезду.

– Турки! – тревожно закричал проводник.

Воины в тюрбанах, размахивая саблями, окружили посольство. Охрана сбилась в кучу, готовясь обороняться. Схватился за оружие и Федор Курицын. Казалось, столкновения не избежать, но в этот момент Мартин Былица что-то прокричал по-турецки. Командовавший всадниками ага остановил своих воинов, и повелительным жестом приказал астрологу приблизиться. После недолгих переговоров Былица вернулся к карете и объявил:

– Нам придется следовать за ними в Крым, в город Кафу.

– Но у нас мир с турецким султаном! – возмутился Курицын.

– Не надо спорить с этими страшными людьми, Федор, иначе они отправят нас не в Крым, а к своему Аллаху! – шепнул Былица.

Жизнь в древней Кафе била ключом. В этом черноморском Вавилоне переплетались не только торговые пути, но и интересы многих государств, затягивались и распутывались интриги, сюда стекались важные новости со всего Средиземноморья. Каждое утро на залитые южным солнцем улицы выплескивались пестрые разноплеменные толпы людей. В бухте Феодосийского залива теснились сотни купеческих галер. Городские ворота не успевали впускать и выпускать торговые караваны. На рынках продавали все, что душе угодно: драгоценные камни и золото, восточные пряности и пшеницу, жирную черноморскую скумбрию и местное вино, но главным товаром были невольники, захваченные крымскими татарами в очередном набеге, – искусные ремесленники, женщины на любой вкус, здоровые дети.

По прибытии в Кафу турецкий ага разместил русского посла и его свиту на постоялом дворе, приставив вооруженную охрану. Улучив подходящий момент, Курицын спросил хозяина двора: знает ли тот кафского купца по имени Хозя Кокос. Хозяин красноречиво закатил глаза, изобразив глубокое почтение, каковое все караимы Кафы испытывали к этому человеку.

– Передай Кокосу, что у тебя остановился русский посол Курицын, – шепнул Федор Васильевич, извлекая из кошелька серебряную монету. Ловко, словно кот лапой, накрыв монету рукой, хозяин позвал слугу и что-то сказал ему по-караимски.

Купец Хозя Кокос был не только самым богатым торговцем Кафы, но и тайным агентом сразу трех монархов: турецкого султана Баязеда II, крымского хана Менгли-Гирея и великого князя московского Ивана Васильевича, причем все трое были уверены, что Кокос служит только ему. Отношения с московитом у Кокоса завязались после того, как он продал Ивану Васильевичу большую партию драгоценных камней, до которых тот был большой охотник. Затем между ними завязалась оживленная переписка, единственное неудобство которой заключалось в том, что Кокос писал свои письма на иврите, что приводило к большим трудностям перевода.

Когда Крым захватили турки, а случилось это в 1475 году, именно Кокос сумел убедить султана Баязеда в том, что с русскими выгоднее дружить, чем воевать. После этого обычно прижимистый Иван Васильевич велел не скупиться на богатые подарки «Кокосу-жидовину». Он даже поручил купцу подыскать невесту для наследника Ивана Молодого, однако предложенная Кокосом дочь мангупского князя Исайки неожиданно скончалась, и Ивана Молодого женили на дочери валашского господаря Стефана. Тем не менее кафский купец оставался самым ценным приобретением русской секретной службы за границей, и теперь Федору Курицыну не терпелось его увидеть.

Кокос не заставил себя ждать и тотчас явился на постоялый двор. Он оказался маленьким подвижным толстяком с черными маслинами умных глаз на заплывшем жирком смуглом лице. Оказалось, что купец неплохо говорит по-русски, а свои донесения писал на иврите из соображений секретности. Сначала Кокос пошептался с турецким агой, охранявшим посольство, после чего надменный турок стал сама любезность и объявил Курицыну, что ему и его людям разрешается поселиться в доме уважаемого купца при условии, что они не попытаются самовольно покинуть Кафу.