Виктор Иутин - Кровавый скипетр

– Нет, со всеми трапезничать буду, – сказал Иоанн, – а ты отдыхай сегодня! Тут недалеко в деревне девки есть, мы уж разведали. Скатайся и ты…

– Нет, я, государь, женюсь скоро! – вздохнув, отверг Адашев. – Отцова воля. Говорит, Данилу, братца моего, женить не может оттого, что я холостой.

– Как невесту звать-то? – с интересом спросил Иоанн.

– Настасьей, – отвечал Адашев. – Только вот я ее в глаза еще не видел. А вдруг она косая или худая, как смерть…

Иоанн рассмеялся:

– Какая бы ни была, благословляю твой брак! Рад за тебя, Алешка…

– Спасибо, государь! Ну а ты когда себе невесту выберешь? Чай, пора?

Иоанн усмехнулся краем губ и ответил:

– Прежде чем жениться, много всего свершить надобно. Всему время свое!

Когда из шатра вышел великий князь, стол был накрыт, и все ждали появления государя. На нем был длинный парчовый кафтан с узкими рукавами, обшитый дорогими каменьями. Гости – бояре, князья, сидят, как и всегда, «по местам», то бишь, чем ближе к государеву столу, тем знатнее и тем больше заслуг у предков данного боярина.

Иоанн поклонился гостям, прочитал молитву и сел в кресло. Все поклонились ему в ответ, и лишь затем начался пир. Музыканты заиграли на домрах, балалайках и свирелях, хором запели народные песни.

На столе уже стоят в посудинах уксус, соль, перец, хрен. Стольники несут холодные закуски. Понемногу гости оживают, ведутся беседы. У менее знатных гостей, как полагается, нет столовых приборов или даже тарелки, но никого сие не смущает. Напротив, лезут руками в общую посудину, хватая всей пятерней квашеную капусту, соленые грибы, огурцы.

И вот уже несут на подносах жареных лебедей, словно живых, но вскоре срывают с них нацепленное декоративное оперение, разделывают и подают гостям – тоже по старшинству. Вино и мед льются рекой.

– Что скажете об охоте нашей, бояре-князья? – спрашивал юноша, принимая кубок с вином из рук стольника.

– Знатная охота вышла, государь! Знатная! – наперебой отвечали голоса. Повзрослев, Иоанн стал ненавидеть наглую лесть, но выслушивать мог ее в спокойствии.

– Несите еще больше вина! Несите! – кричал великий князь стольникам, после чего сам припал к кубку. К шестнадцати годам он уже имел обыкновение пить вино помногу. Но Иоанн знал меру. Захмелев, глядел он с улыбкой на своих подданных, которые, объедаясь обильными яствами и напиваясь до одурения, показывали себя такими, какими являлись на самом деле.

Подле Иоанна сидел сын Федора Воронцова, Ивашка, со своим двоюродным братом Василием. Этого юношу недавно привел к государю сам Воронцов, позаботился о том, чтобы и племянник его попал в окружение юного правителя.

– Ивашка, – позвал его великий князь, указывая на сидевшего поодаль понурого Трубецкого, – отнеси-ка Мишке чашу, скажи, я ему жалую!

Трубецкой обычно сидел подле государя, но сейчас Иоанн велел усадить его дальше, к охотникам. И теперь с наслаждением глядел, как мучается Мишка в немилости. Взяв чашу, Ивашка Воронцов поднес ее Трубецкому, который, приняв ее, поклонился Иоанну и, осушив до дна, снова опустился на скамью.

А пир продолжается. Несут на вертелах зажаренных вепрей и косулей, на огромных серебряных подносах осетра с чесноком и зеленью, щуку, сома. Все громче говор, смех, все чаще в кубки и чарки наливаются вина и мед. Музыка не смолкает, и вот, к изумлению уже объедающихся гостей, несут супы. Шатающегося, едва перебирающего ногами боярина слуги бережно вытаскивают из-за стола и отводят к ближайшим кустам, где боярин обильно блюет всем тем, что успел съесть и выпить, и вот, посвежевший, возвращается к столу, ибо не есть и не пить – нельзя. А тем временем те же слуги уводят еще одного «перебравшего» князя. Таких каждое застолье было великое множество.

Иоанн, достаточно охмелев, жестом подозвал Ваську Воронцова, что-то шепнул ему на ухо, и юноша, поднявшись, крикнул всем сидевшим за столом:

– Слушайте, охотнички, князья, бояре! Государь потешиться желает! Эй вы, принесите копья сюда!

Голоса и музыка смолкли, воцарилась тишина. Иоанн, поднявшись с кресла, принял из рук охотника копье и сказал:

– Не довелось мне сегодня зверя поймать! Может, нет дара охотничьего у меня? А? Что скажете?

– Нет! Государь – лучший охотник на Руси! Нет лучше охотника, чем ты! – отвечали ему голоса.

– Что же получается? – продолжал Иоанн, опершись на копье. – Вы говорите, что лучший я охотник, так почему Мишка Трубецкой в том усомнился?

Лицо Михаила тут же побледнело, а редкие голоса кричали:

– Не слушай дурака! Вели выгнать лжеца за клевету из-за стола твоего!

Иоанн с улыбкой взглянул на него и жестом подозвал к себе. Трубецкой поднялся и на ватных ногах приблизился к государю. Сидящие за столом молча и недвижно наблюдали за происходящим, тот, кто был пьян, вмиг протрезвел.

– Свечу ему принесите горящую! – велел Иоанн, глядя Михаилу в глаза. Тут же в руках Трубецкого оказалась толстая церковная свеча. Пламя ее трепетало на ветру, грозя угаснуть.

– Так не могу я гостя своего из-за стола выгнать, не по-христиански это! – говорил Иоанн, веля Воронцовым отвести Трубецкого на пятнадцать шагов от него. Все с интересом наблюдали за странной забавой великого князя.

– Держи свечу над головой, – сказал Трубецкому Васька Воронцов, а сам отошел в сторону. Мишка поставил свечу себе на голову, удерживая ее основания одной дрожащей рукой. Иоанн поднял копье и продолжил:

– Не могу дать подданному своему усомниться в себе. Так пущай он сам убедится в своей неправоте. Это будет по-христиански?

– Будет, великий князь! На все воля твоя! – блеяли в ответ голоса. Трубецкой ждал. Свеча все больше дрожала в руке, горячий воск капал на голову, обжигая. Только вознес Иоанн копье для броска, раздался крик еще одного любимца государя – Афанасия Бутурлина:

– Одумайся, великий князь! Одумайся! Что творишь ты! Кого слушаешь? Почто вершишь грех великий! Опомнись!

Все разом взглянули на юношу, красного от опьянения, разгоряченного, который в расстегнутой рубахе встал из-за стола, едва держась на ногах. Иоанн пристально глядел на него, глаза государя вспыхнули.

– Все и так любят тебя! Ты взгляни, в кого копье бросать удумал! Это ж Мишка Трубецкой, с которым ты и верхом, и за «медком», и за дичью! Опомнись!

– Афанасий, да ты забыл, как следует обращаться к своему государю! В каком виде ты при нем предстаешь! Хочешь челом бить – так падай на колени, потом проси! – гневно крикнул Иоанн, бросив копье на землю. Афанасий же рассмеялся.

– Челом бить? Тебе? – и залился хохотом. – Не окреп ты еще во власти своей. Шуйских прогнал от себя, теперь Глинские правят…

Все сидевшие за столом загудели, кто-то одернул Бутурлина, но Афанасий оттолкнул того и едва сам не упал в траву. Это было чересчур дерзко.