Виктор Иутин - Кровавый скипетр

– В думе только Глинские слово и держат! – продолжал Захарьин. – Теперь-то наша семья ближе к государю, чем они, эти литовские псы!

Челяднин недоверчиво поглядел на своих гостей. Сам не так давно был в опале, да простил его государь. Снова пришли заговорщики, искушают его властью, силой. Тем, что князь давно хотел заполучить. Ведь именно потому сблизился он с Воронцовым. К тому же и Глинских он ненавидел за их жестокость, распущенность.

– Ходил я за помощью к родственникам своим, – сказал Скопин, – так никто и не решается против Глинских выступить. Александр Горбатый-Шуйский все грезит получить место в думе, заискивает перед Юрием Глинским. Напрямую мне поведал, что не пойдет на предательство против государя. Иван [18] Имеется в виду Иван Михайлович Шуйский, младший брат казненного Иоанном Андрея Михайловича Шуйского. же стал наместником в Новгороде да и не вылезает оттуда. Нужны нам деятельные, решительные союзники! Знаю, Иван Петрович, такой ты!

– Но как мы втроем сделаем это? – спрашивал Челяднин. – Глинские крепко сидят!

– Есть одно средство, – хитро прищурившись, сказал Григорий Захарьин. – В народе сейчас смута растет, в смятении горожане. Поднять его дуновением ветра можно!

– Недавно колокол-благовестник упал и раскололся. Дурной знак ведь! Страшный! Видели бы вы государя, – злостно хохотнул Скопин-Шуйский, – стоял над ним и глазел, как беспомощный теленок! И народ толпою собрался, волнуется. Ждали, что скажет им их государь, а он в слезах ушел и заперся во дворце.

– Как головы рубить, так наш государь первый! – кивнул Челяднин. – Слыхал, что скоморохами и юродивыми окружил себя. Это ли великий государь?

– Не за тем собрались, – остановил его Захарьин, – государь теперь родственник мне! Не стерплю плохих слов об нем! Молод еще! Ничего! Вот Глинских от него прогоним и начнем Русь подымать! Пусть увидит народ в нем величие!

– Прости меня, Григорий Юрьевич, может, лишнего чего молвлю, да и не по-христиански с гостем грубо говорить, но уж больно ты хвалишься родством с государем! – глядя боярину в глаза, проговорил Иван Петрович.

– А как не хвалиться, – пожал плечами Захарьин, – когда сила в руках моих будет? Я ведь один у деток брата своего покойного остался! Вместо отца им! Скоро будут первыми людьми в государстве! Никитку с Данилой уже пристроил, служат исправно. Данила – дворецкий при государе, племянник Василий – тверской дворецкий. Но ведь силы пока ни я, ни они не имеют! Все Глинские палки мне в колеса ставят! Ты уж прости, Иван Петрович, но не хвастаться я пришел к тебе, а за помощью! А там уж, сам знаешь, не забуду! Слово мое – кремень! Боярином станешь! И потом – мы же родственники, значит, помогать друг другу должны…

– А мне бы к братцу государя советником, – скромно сказал Скопин-Шуйский. – Слабоумный ведь малец растет, немой! Хороший советник нужен будет! Кто-то ведь должен уделом угличским править!

Захарьин многообещающе кивнул ему. Затем пристально поглядел на своих собеседников и проговорил тихо:

– Знаю, как народ московский поднять.

Скопин и Челяднин наклонились к нему поближе.

– Ведаю, Москва гореть скоро начнет. Тогда и поднимется народ, которому скажут наши люди, что это Анна Глинская, бабка царя, колдовством своим сожгла город! Нужных людей отправим в толпу! Пусть берут оружие и требуют выдачи Глинских! Ничего царь не сделает, струсит, бросит родственничков своих в разъяренную толпу! И все! Как не было Глинских…

– Главное, Юрия Глинского убрать. И змею эту, Анну! Старая ведьма! – добавил Скопин. – Хороша мысль! Народ и так встревожен! Царь сам в том виновен! Взрастил ненависть своих подданных!

– А что, если пожара не будет? – спросил Челяднин. – Нельзя ведь знать этого наверняка!

– Если не будет – сами его разожжем, – совсем шепотом сказал Скопин. Захарьин кивнул и добавил:

– Чем больше сгорит – тем лучше. Легче обозленный народ поднять будет.

Челяднин с ужасом посмотрел на своих гостей, не понимал, шутят они иль всерьез молвят. Жутко стало ему. Сколько же народу погибнет! Сколько домов погорит! Сколько без крова останется! И все лишь для того, чтобы свергнуть собак-Глинских!

– Не тужи, князь! – успокоил его Захарьин. – Мы новую Москву выстроим! Поднимется Златоглавая из пепелища, обновленная, крепкая! Сколько горела, сколько еще погорит! Все прах!

Но заговорщикам не пришлось брать грех на душу. Пожар начался внезапно, разошелся стремительно по раскаленному городу. Светлый июньский день вдруг стал черным от дыма и копоти. Жадный огонь сожрал уже весь Арбат и уверенно двигался к Кремлю.

Страшно было в Москве тогда. Всюду полыхали ярким огнем избы посадские, боярские и купеческие. Кто-то в непроходимом дыму искал родственников, кто-то их уже оплакивал, кто-то пытался спасать имущество и скотину. Крики, плач слышные отовсюду, дополнял мрачный гул набата. Город утонул в дыму. Огонь не щадил никого. Отчаянно горожане, дворяне и бояре пытались спасти Москву.

Был здесь и юноша Архип, сын плотника. Давно полыхала их изба, из которой так и не смогли выбраться отец, мать, сестры. Отчаянно защищавшая от дыма и огня щенков, издохла их собака. Архип приблизился к ней, осторожно отодвинул труп, решив проверить, живы ли щенки. Двое уже задохнулись в дыму, но третий еще подавал признаки жизни – устало поднял головку и облизнул тянущиеся к нему человеческие руки. Архип схватил щенка, укрыл его под рубахой и побежал туда, куда еще не успел добраться огонь. Страшно резало глаза, дышать было невозможно. Все крепче прижимая щенка к груди, Архип бежал к Успенскому собору – говорили, что там еще не было огня. И там бесстрашно и упорно вел службу митрополит Макарий, задыхаясь от дыма. Вскоре его вывели оттуда, едва живого – еле спасли!

Добравшись туда, Архип отдал щенка какой-то женщине с детьми и кинулся вместе с остальными горожанами спасать город от пожара. Но тщетно. Москва горела уже второй день – едва ли борьба с огнем была возможна. Казалось, Архип не испытывает боли утраты, что будто забыл о том, что вся семья и дом его погибли в огне. Но это было не так – все эти горестные чувства, дотоле не знакомые его юной душе, сидели очень глубоко, ибо в сей момент им руководило нечто иное – отомстить и… выжить.

– Господи, помилуй нас! Спаси нас! – кричали несчастные горожане, глядя в небо. Но оттуда им в ответ лишь сыпалась дождем сажа…

– Где наш государь? – вопрошали люди.

– Нет государя в Москве!

– Да и Москвы уже самой скоро не будет!

Выкатив откуда-то высокую бочку, взобрался на нее какой-то худощавый мужик с острой бородкой. На него не сразу обратили внимание, затем он громко закричал:

– Горожане! Слушайте меня! Огонь съедает нашу Златоглавую! Слушайте! Это Глинские все! Их проделки!