Виктор Иутин - Кровавый скипетр

Тогда уже московская знать начинала ненавидеть безродное государево окружение, которому поручено самое важное – управлять Россией…

Шах-Али прибыл в Казань со всем своим двором. Царь из Москвы торопил его прибыть туда и отправил с ним ратников и князя Булгакова, дабы тот проследил за выполнением условий, заключенных между Иоанном и Шах-Али.

Новый хан Казани подъезжал к городу на великолепном жеребце, украшенном бархатной попоной, камни и драгоценности в парчовой одежде Шах-Али были всюду, даже на кожаных перчатках. Учтиво кланялись вельможи, мурзы, народ огромной толпой стоял у ворот. В третий раз он становился ханом этого города, где постоянно идет борьба за власть между знатью, переплетаются интриги, льется кровь. Две партии вельмож – казанские и крымские, приближенные последних ханов, как правило, происходящих из крымской династии Гиреев, враждовали друг с другом. Вот и теперь казанцы потеснили крымцев и захотели быть верными русскому царю.

Нет, Шах-Али всегда мечтал возглавить Казань и много думал о том, что наверняка, если бы крепко сидел на троне, вел бы войну против тех, кто сейчас подарил ему этот престол…

Придворные кланялись в пояс, чернь же бухнулась разом на землю, как только Шах-Али спрыгнул с коня. Сняв сверкающий шлем, он подошел к встречающей его казанской знати, и они вместе воздали хвалу Аллаху. От хана ни на шаг не отходил боярин Петр Андреевич Булгаков. Искоса видел он, как казанские вельможи пристально следили за русскими ратниками, сопровождающими Шах-Али, и в глазах их читалась ненависть…

– Привести сюда воинов нашего заклятого врага, русского царя, было большой ошибкой, которая будет дорого вам стоить, пресветлый хан, – с загадочной улыбкой протянул вдруг один вельможа в дорогом цветастом халате. Шах-Али с презрением обернулся к нему и сказал:

– Я им доверяю больше, нежели вам. Вы каждый год убиваете или прогоняете неугодных вам ханов. Они хотя бы исполняют приказ царя, которому до смерти верны – охраняют меня.

– Боюсь, горожане этого не поймут, они решат, что русский царь захватил город. От имени всех эмиров и горожан – ваших подданных, настаиваем, чтобы ратники разбили лагерь вне стен города…

Шах-Али посмотрел на Булгакова, спрашивая совета. Князь кивнул и отошел отдать приказ о разбитии лагеря. Так что в город новый хан въехал лишь в сопровождении своих воинов и свиты.

Шах-Али шел ко дворцу и вспомнил о том, как тридцать два года назад он входил сюда впервые четырнадцатилетним юнцом. Тогда казанская знать захотела видеть ханом малолетнего сына касимовского правителя. Два года удалось продержаться на престоле, прежде чем из-за вмешательства русского посла Поджогина в политику ханства случился переворот, и Шах-Али был изгнан. И тогда он искал покровительства великого князя Василия, участвовал в русско-казанской войне, а после были еще двадцать лет ожидания при московском дворе. И тогда Шах-Али решил собственными силами вновь занять казанский престол – он начал тайные переговоры со знатью ханства, но вскоре его уличили в сношениях с врагом, и великий князь, заковав Шах-Али в кандалы, отправил его в ссылку в Белоозеро. Много татар, приехавших с ним и служивших ему, погибли в тюрьмах или были казнены.

Он был прощен лишь после смерти великого князя Василия. Многое случилось за те три года, что он был в ссылке. Воцарился малолетний сын покойного – Иоанн, а правили вместо шестилетнего юнца его мать Елена и всесильный боярин Телепнев. По сей день помнил Шах-Али, как, рыдая от счастья, упав на колени перед троном, на котором сидел шестилетний государь, он слышал голос сановника: «Царь Шах-Али! Василий Иоаннович возложил на тебя опалу: Иоанн и Елена простили вину твою. Ты удостоился видеть лицо их! Дозволяем тебе забыть минувшее; но помни новый обет верности!» – и на плечи ему легла шуба, дарованная матерью государя…

Шах-Али участвовал во всех последующих походах на Казань, и в 1546 году ненадолго занял ее престол. Но вскоре был снова изгнан Сафа-Гиреем, племянником покойного казанского хана Сахиб-Гирея. И снова тяжкие годы ожидания…

Далее новоизбранному хану представили свергнутого правителя – пятилетнего Утямыш-Гирея. Возле мальчика стояла его мать Сююмбике, жена убитого Сафа-Гирея. Она уже стала легендарной, о ней, загадочной красавице, первой восточной женщине, взявшей в руки управление ханством, слышали многие правители. Шах-Али был поражен ее гордым станом, нежной красотой и неимоверной волей в глазах. Он глядел на мать и сына – тех, кого казанские вельможи вместе со своей казной отдают русскому царю во имя сохранения мира. Скоро они должны отправиться в Москву. Что ждет их там? Иоанн обещал добродушный прием, достойный царей.

Сююмбике, видимо, плакала всю ночь – глаза были красными от слез, веки опухли. И Шах-Али знал причину. Любовник казанской царицы, крымский улан Кощак, приближенный ее покойного мужа, возглавлял крымскую партию вельмож и обещал вырезать всех предателей, ведущих переговоры с русским царем, просил у крымского хана войска, а когда Шах-Али подходил к Казани, он, бессильный, собрал своих сторонников и бежал, бросив на произвол судьбы свою любимую Сююмбике. Но русские воеводы перехватывали их и нещадно били. Из трехсот человек лишь сорок пять были взяты в плен и отправлены в Москву. Среди них был и Кощак. В Москве все они по приказу Иоанна были казнены.

Эта весть пришла в Казань незадолго до прибытия самого Шах-Али, потому Сююмбике все еще оплакивала своего возлюбленного, оставившего ее с сыном на поругание врагу.

Шах-Али видел враждебные искры в глазах царицы – она ненавидела его. И это ему понравилось, хан тут же ощутил острое желание взять ее.

«Она будет моей, – подумал Шах-Али, – пусть позже, но я овладею ею!»

Он и правда станет ее мужем через два года – когда Шах-Али навсегда лишится казанского трона, и лишь тогда Иоанн позволит вассалу взять в жены желанную Сююмбике…

На следующий день Сююмбике с сыном и свитой должна была отправляться в Москву. На реке Казанке уже стояло множество лодок для слуг и свиты, для самой царицы была подготовлена широкая ладья с установленным на ней золотистого цвета богатым шатром вместо паруса. Возле этой ладьи ждал царицу князь Оболенский, которому велено было доставить в сохранности Сююмбике и ее сына.

Вслед за царицей шла голосящая толпа казанцев – они жалели ее, молили остаться, обещали защитить от любого зла, но понимали, что поздно. Сююмбике, бледная, легкой поступью подошла к ладье, опустила глаза, увидев Оболенского. Он подал ей руку и помог взойти в судно. Как только села она на свое место, тут же ратники прикрыли шатер от лишних глаз, гребцы активно начали работать веслами. Ладья с богатым шатром, который был виден даже издалека, отошла от берега и поплыла, увлекая за собой и другие лодки. Казанцы бросались в воду, продолжая стенания, но уже ничего сделать не могли.