Виктор Иутин - Кровавый скипетр

– Не успел я проскакать и ста верст, догнал меня посланник князя Микулинского, сообщил, что черемисы восстали против власти твоей, государь, перешли на сторону казанцев и перекрыли дороги, окружив тем самым крепость!

В тени, что падала на лицо Иоанна, загорелись два маленьких огонька – вспыхнули глаза государя. Но он молчал, ожидая следующих вестей. Гонец перекрестился и выдохнул горько:

– Дурные вести принес тебе я, великий государь! Не вели казнить меня!

– Говори же! – велел Мстиславский, стиснув зубы.

– На престол казанский сел астраханский царевич Ядыгар! И привел с собою пятьсот лучших ногайских воинов!

– Как обошли они Свияжск и наши посты? – возмущенно воскликнул Данила Захарьин, а гонец снова упал на пол лицом вниз.

Не отрывая пронзительного взгляда от гонца, Иоанн сказал властно:

– Данила! Вели накормить его с дороги, да пусть в баню сходит!

Гонец, крестясь, рассыпаясь благодарностями, покинул палаты – выступивший к нему Данила Захарьин сам поднял его с пола и толкнул к дверям.

Не радовали вести из Свияжска, к коему вскоре перекрыли все дороги. Не хватало припасов, начали развиваться болезни, в частности цинга. Через день в братских могилах хоронили умерших воинов. Появились слухи о насилии над девушками и мужеложстве, которые скоро достигли Москвы. Сам митрополит с возмущением требовал навести там порядок. Медлить было нельзя!

– Пора, государь, боярам сказать, что нужен новый поход на Казань, – советовал шепотом Адашев. – Вели Даниле Захарьину возглавить войско, пусть идет в Свияжск! От казанцев можно ждать беды, может, ногайцы тоже предадут тебя и бросятся на крепость. Не хватит тогда сил, перебьют наших воинов, а крепость потеряем!

– Иван! – обратился к Мстиславскому государь. Князь тут же подошел к нему, поклонившись.

– Вели Даниле от моего имени войско возглавить, да пущай скорым ходом идут в Свияжск и ждут приказа. И пошли гонца, пусть предупредит воеводу Микулинского, что подмога идет, пусть ждут, укрепляются. А Шах-Али велю возвращаться в его Касимов, пускай там сидит и носа своего не высовывает!

Затем обернулся к Адашеву и сказал:

– Созываем Боярскую думу!

– …Посему собрал я вас, дабы услышать ваши думы, вести ли русское воинство в поход? – говорил собравшимся боярам государь. Они глядели на Иоанна с восхищением – как вырос, возмужал и окреп их юный правитель! Широкоплечий, высокий, стоял он у трона своего, осматривая присутствующих. Какая решительность в его взгляде! Царь жаждет очередного похода, веря в то, что он будет решающим.

Немного помолчав, Иоанн опустился на трон и добавил:

– С Казанью нужно кончать.

С места поднялся Михаил Яковлевич Морозов:

– Верно говоришь, государь. Идти на Казань надобно! И выручать полки Микулинского и Горбатого нужно! Но я считаю, нельзя тебе в Казань с войском идти. Отправь туда нас, воевод! Понесем мы знамя Христово, именем твоим захватим Казань!

– Верно говорит Михаил Яковлевич, верно! – встал со своего места Петр Иванович Шуйский. – Остаться надобно в Москве тебе, государь. Вдруг не только с Казанью воевать будем? Ногайцы обещали не помогать казанцам, но черт их знает, могут и предать тебя, полки свои на Москву отправить, пока все войско в походе будет. Да и крымцы чего стоят – могут в обход нашим полкам пойти, города грабить да сжигать станут. Оставайся в Москве, государь, с тобою устоит город!

Русское правительство с опаской следило за новостями из Крымского ханства. Недавно к власти там пришел Девлет-Гирей, ставленник турецкого султана. Убив родного дядю, старого хана Сахиб-Гирея, его сыновей и внуков, он стал единоличным и общепризнанным правителем Крыма. Чего можно было ожидать от столь кровожадного и жестокого правителя?

– Как же? Как же государь может остаться в стороне, когда грядет великий поход? – развел руками пожилой боярин Дмитрий Иванович Оболенский. – Разве не будут русские ратники упорнее биться, когда сам государь будет подле них? Разве не окрепнет дух их, когда сойдутся в схватке с татарами? Надобно государю свое войско вести! И тогда принесет он полкам нашим победу!

Его также поддержали многие бояре. Иоанн молча смотрел на них, выслушивал каждого, хотя и давно все для себя решил. Сильвестр и Адашев не раз говорили, что Иоанну следует возглавить поход. С трепетом вспоминал он слова Сильвестра: «Не дает тебе Господь победы из-за того, что не слушаешь ближних своих, не внимаешь словам нашим! Ибо лишь во благо России эти слова! Но теперь, когда по наущениям нашим навел порядок ты в доме своем, пора и к походу вернуться. Знаю, будет победа твоей, Иоанн! Господь милостив!»…

Бояре высказались и ждали решения Иоанна. Царь поднялся, остальные поднялись вслед за ним.

– Собираем великое войско в поход! Я встану во главе его…

Он перекрестился, молча крестились бояре. На этом собрание думы завершилось.

Государь же отправился в Успенский собор на молебен. Долго молился он о предстоящем походе, но более всего о беременности своей жены. Государь желал сына, боялся, что поход затянется, и Анастасия родит без него.

Когда выходил он из собора, погруженный в свои думы, к нему подошел Адашев и сказал тихо:

– Государь! Там дядя твой, Михаил Глинский, прибыл. Просит принять его…

– Так пусть сюда и подходит, – равнодушно ответил Иоанн. Уже вскоре к нему подошел Михаил Васильевич. Как сильно постарел он за эти годы, пока был в немилости! Сильно тронула седина его волосы и бороду, появились глубокие морщины у глаз, щеки впали. Он упал на колени перед Иоанном и закрыл лицо руками:

– Не могу более жить, как пес. Прости меня, государь! Этого и мать наша, Анна, хотела, упокой Господь ее душу! Последней ее волей был указ, дабы приехал я к тебе в Москву и просился на службу. В память бабки своей, Анны, исполни, государь! Христом Богом молю! Прости! Не предам тебя никогда более! Не дам усомниться в себе!

Услышав о смерти своей бабки, Иоанн смягчился. Что-то прошептав, перекрестился, затем руками взял дядю за лицо, поднял его с земли и расцеловал в мокрые от слез щеки.

– Поход скоро. Отправишься в моем полку. Прощаю тебя, – произнес Иоанн и, обойдя Михаила, отправился дальше. За ним толпою двинулась и его свита. Оставшись один, Глинский, вскинув голову, взглянул на купола Успенского собора, тяжело вздохнул, словно сбросил наконец с плеч тяжелую ношу, и прошептал:

– Благодарю тебя, Господи…

Ночью Иоанн долго не спал – читал бумаги, затем просто бесцельно ходил по палатам. Словно готовился к чему-то великому.

Скоро светает. Иоанн пальцами затушил слабое пламя свечи. Настя, наверное, уже уснула, не дождалась его в спальне. Тихо прошел государь в покои, увидел на кровати ее, мирно спящую, прикрытую одеялом. Она улыбалась даже во сне – такая добродушная, светлая, добрая!