Виктор Иутин - Кровавый скипетр

С Настей было тепло и спокойно – как раньше с мамой. Потому, как только слышал он оклик супруги, то тут же остывал, не давая вырваться наружу своей злости. Она смиряла его. Как и Сильвестр. Юный государь верил им и повиновался.

Укладываясь рядом с женой, Иоанн поцеловал ее в щеку. Сквозь сон Анастасия улыбнулась, по-детски понежившись в постели.

– Ради тебя я завоюю все царства, – прошептал Иоанн, – все царства…

– Стало быть, жениться надумал, – хмуро и задумчиво произнес старый кузнец Кузьма, глядя на Архипа. Юноша опускал глаза, улыбался.

– Никак на той девке?

– На ней…

Усмехнулся Кузьма, погладил седую бороду.

– Девка добрая, красивая. Забыл, правда, как звать ее…

– Белянка, – с нежностью произнес Архип…

Зимой шли по Русской земле освобожденные из казанского плена люди. Многие шли в Новгород и Псков, подальше от разоряемых южных земель, где они уже все потеряли.

Тогда Архип и Кузьма ладили дом, перестраивали мастерскую. Вдвоем было не развернуться в прежней мастерской, да и обветшала она (а Архип оказался способным учеником и радовал Кузьму своими успехами – вдвоем делали много больше, больше и зарабатывали; изначально именно для того учил его Кузьма, но со временем Архип уже стал для него сыном). Едва ли не каждый день освобожденные пленники приходили, просили пищу или крова. Кузьма никому не отказывал. Постояльцы рассказывали о тяжких переходах, которые не всем суждено было преодолеть – люди гибли от голода, болезней, от рук разбойников. Об ужасах татарского плена старались не вспоминать.

– Сколько ж татарва людей успела пленить, Господи, – шептал с ужасом Кузьма.

В один из дней пришли за помощью старик и молодая девушка, перемотанные каким-то тряпьем, едва ли не синие от холода. Кузьма растопил им баню, Белянке шепнул:

– Гниды у тебя. Отмой да пропарь голову хорошенько.

После скромно посидели за столом, хотели уже уходить, но Кузьма предложил кров на одну ночь, дабы путники смогли отдохнуть. Вновь говорили о тяжести переходов.

– Что лихие люди? – вопрошал старик. – Ратники государевы, шедшие за нами, дабы оградить от нападения татарского, сами же баб и девок насильничали!

Белянка сидела за столом, опустив взор, вся алая от смущения. Иногда поднимала глаза и, завидев жадный и любопытный взгляд Архипа, тут же вновь опускала голову и еще больше краснела. Отмытая от дорожной пыли, она сидела в сарафане, который нашел дня нее Кузьма (принадлежал, видимо, его жене в далекой молодости), с покрытой платком головой (тоже подарок Кузьмы), из-под которого на плечо спадала длинная светлая коса.

– Нам повезло, – продолжал старик, – как мне боязно было с Белянкой идти. И ее бы не пощадили, ироды.

Кузьма глядел на эту молоденькую милую девочку и не мог представить, как русский воин смог бы надругаться над этим невинным ангелом!

Утром постояльцы, поклонившись хозяевам в пояс, ушли. Перед тем Белянка, приученная быть с детства хозяйственной, прибралась в доме. Ей и самой было за радость вспомнить, каково это – убрать хату.

Архип был хорошим мастером, многую работу Кузьма уже доверял ему одному, но в те дни он не мог работать, а как ушла Белянка, был сам не свой (видел Кузьма, как на прощание жалостливо и тоскливо взглянула она на обомлевшего сразу Архипа). Кузьма все понял, но терпеть плохую работу Архипа не стал, разгневался, накричал с добрым матом и велел ему ехать в город. Он частенько отправлял Архипа отвозить заказчикам их изделия, тем самым знакомил его с различными людьми – как-никак будущий мастер!

Возвращался Архип веселый и тут же с прежним рвением брался за работу, не щадил себя. А после вновь просился в город. Кузьма не сразу понял, что Архип виделся там со своей любимой.

– В богадельне живет, стало быть? – спрашивал Кузьма. Архип кивал:

– Тяжко ей там. Говорит, нищие и убогие сами друг у друга воруют, дерутся часто. Сторонится она всех.

Кузьма понимал, к чему клонит Архип и почему решил жениться на ней.

– Ну коли так, забирай ее к нам в дом. Нам тут баба давно нужна…

…На свадьбу были созваны соседи, друзья и знакомцы Кузьмы – купцы, ратники, различные мастера и даже другие кузнецы. Осматривали отлаженный дом, выстроенную мастерскую, дивились, завидовали, хвалили. Знакомились с женихом, наследником Кузьмы, хотя тот не видел и не слышал ничего от волнения.

Кузьма один, заменяя обоим молодым их покойных родителей, благословлял стоявших пред ним на коленях Архипа и Белянку своей старой семейной иконой, а после обоих целовал и прятал скупые мужские слезы.

Свадьба была по-новгородски чинная и раздольная. Огромный стол, укрытый узорчатой скатертью, ломился от яств. Пили, хором пели, плясали, славили молодых, и даже когда отвели смущающихся жениха и невесту в приготовленную для них спальню, продолжили гулять, а после будили их грохотом бьющихся о дверь глиняных горшков.

Едва ли не сразу после свадьбы пришли известия о новом походе государя на Казань, всюду собирали людей. Архип к тому времени много услышал от жены о том, как разорена была ее деревня, как погибло все то, что она любила когда-то (много плакала по ночам и вскакивала во сне, порой мерещился за окном какой-то татарин с прицепленной к седлу корзиной), как издевались казанцы над пленниками, как нещадно казнили порой без вины. Славила Бога за то, что ей повезло намного больше. Архип слушал и злился от бессилия повлиять на все это. И теперь, когда в Новгород пришло известие о сборе ополчения, он сразу возжелал идти – влекло его желание бить нещадно проклятую татарву, мстить за страдания любимой супруги, за страдание всего русского народа – играла молодая кровь. Но предстоял разговор с Кузьмой и Белянкой.

Жена, конечно, плакала, но ничего не смела сказать. Кузьма бранил с матом, хлопаньем дверей и битьем кулаком по столу:

– Куда тебе идти? Ты воин разве? А ежели что с твоей головой случится? Зачем бабу в жены взял тогда, испортил? Что ей делать опосля? А мне как быть? Кому все это оставить?

– Все равно пойду, – твердо глядя бушующему Кузьме в глаза, отвечал Архип. Кузьма больше не заговорил с ним. Белянка просила остаться, но Архип был непреклонен.

– Молиться буду о тебе. Возвращайся, прошу, – шептала и плакала вновь.

– Вернусь, – прижимая ее к груди, глухо отвечал Архип. Еще не ведая, поступает ли правильно, он уже точно знал – от своего не отступит. И будь, как будет.

К шестнадцатому июня воеводы собрали свои полки. Сто пятьдесят тысяч ратников были готовы к выступлению и стояли под Москвой.

Благословлял Иоанна митрополит Макарий, как когда-то преподобный Сергий Радонежский дал благословение царскому предку Дмитрию Донскому накануне Куликовской битвы. Теперь Иоанн преклонился перед владыкой, одетый в сверкающий на солнце бахтерец [26] Бахтерец – доспех, собранный из металлических колец и пластин. Нечто среднее между кольчугой и кирасой. , в руке, прижимая к груди, он держал островерхий шлем с бармицей [27] Бармица – кольчужная сетка на шлеме, закрывающая шею, плечи, затылок. .