Слава Телегин - Большая Книга. Том 1. Имперский сирота [litres самиздат]

Понедельник, день похорон, в СССР был объявлен днем всесоюзного траура. Но для Яса грусть-печаль полностью развеялась за два ясных выходных дня и смотреть похороны, честно говоря, не хотелось. В квартире уже было тепло – отопление включили еще месяц назад. Мама по случаю выходного на скорую руку сделала «шарлотку», которую Яс очень любил. Они втроем вместе с дядей Женей уселись возле телевизора – начиналась трансляция похорон. Сначала показали, как делегации, приехавшие со всего мира, прощаются с дедушкой Брежневым – очередь из президентов и генеральных секретарей выстроилась в Кремле почти такая же длинная, как к Мавзолею.

– Дядя Женя, а кто теперь будет вместо Брежнева, – спросил Яс.

– Скорее всего, будет Андропов, раз он председатель похоронной комиссии, – ответил Зазубин.

– А он будет хорошим генеральным секретарем?

– Ну, поживем, увидим, – засмеялся дядя Женя. Леонид Брежнев был хозяйственник, поднимал целину, много строил всего. Ты знаешь, что он одно время руководил Казахстаном?

– Да, дедушка Миша рассказывал, – ответил Яс.

– Ну вот. А Андропов – идеолог, КГБ-шник. Опыта хозяйственной работы нет. Посмотрим.

– Понятно, спасибо, – сказал вежливый Яс, которому на самом деле ничего не было понятно. Он только подумал, что не зря весь советский народ так любил Брежнева – вон сколько стран сейчас провожают их руководителя в последний путь. И вообще, весь мир. Даже делегация из вражеских США приехала. Тело в гробу вынесли из Кремля на Красную Площадь, уже хорошо знакомую Ясу по его поездке в Москву. Ух ты, а тут сколько людей! И у всех такие скорбные лица. Яс глянул на маму с дядей Женей: и на их лицах застыла точно такая же грустная растерянность. Ладно. Что они все так грустят, когда уже целых три дня прошло? Гроб под пушечный залп спускали в могилу у кремлевской стены. А Яс пошел на улицу, к своим дворовым дружбанам. Через несколько минут он, вместе с дюжиной других товарищей по игре, уже кричал что есть мочи «кондалы-закованы».

Вместе с Леонидом Ильичом в том же году в мире похоронили и высокие цены на нефть. После кризиса семьдесят третьего нефть взлетела сначала с трех долларов за баррель до двенадцати, а потом и вовсе до космических тридцати пяти в восьмидесятом, ласково омывая растущую экономику СССР нефтедолларами. Но, начиная с восемьдесят второго, стоимость барреля начала неуклонно и стремительно падать. Конечно, в этом не было никакой магии, и смерть горячо любимого генсека была тут не при чем: цена на нефть упала вследствие значительного перепроизводства черного золота в конце семидесятых. Даже если бы Леонид Ильич воскрес и к нему бы вернулись юношеская энергия и задор, падение цены было бы не остановить. Ясу цена на нефть в то время была безразлична, но вот бюджету СССР, где доходы от экспорта топлива и электроэнергии составляли почти половину от всех валютных поступлений, стало все тяжелее залатывать бюджетные дыры. Огромная страна, строящая самые лучшие в мире космические корабли и подводные лодки, самые большие самосвалы и турбины, на повседневном бытовом уровне все больше нуждалась в самых обычных вещах и все сильнее отставала от США и стран Западной Европы. Как бы ни трубили об их загнивании и скорой смерти все без исключения советские газеты.

СССР, будучи страной с плановой экономикой, в свое время разделил все производимые товары на две группы, как в известной считалочке – «А» и «Б». В группу «А» входили как раз те самые «МиГи», «Калашниковы», «Союзы» и «БелАЗы», а вот группа «Б» была представлена товарами сельского хозяйства и легкой промышленности, то есть одеждой и едой. На группу «А» еще со времен отца народов Сталина не жалели денег и специалистов, ее холили и лелеяли. Касаемо же товаров группы «Б», в восьмидесятых кремлевские стратеги больше обращали внимание на количественные, но никак не качественные показатели. Продовольственные магазины были завалены морожеными спинками минтая, которые, очевидно, в книгах по учету были «рыбой» и странными на вид костями, подпадавшими, наверное, в разряд «мясо». Это было в столице богатой союзной республики, что творилось на периферии, Яс узнает потом, во время «гласности». Магазины одежды, напротив ломились от вещей. Они были завалены если не уродливыми, то безликими ботинками и штанами, а пределом мечтаний советских юношей и девушек уже многие годы были американские джинсы и японские магнитофоны. Именно джинсы с магнитофонами с одной стороны, и сообщество бачков для пищевых отходов и панельных бетонных коробок с другой и стали главными могильщиками страны. По крайней мере, так потом объяснял всем знакомым иностранцам Яс. Слишком велик был контраст. А падение цен на нефть стало тем перышком, которое сломало спину советского верблюда, но в программе «Время» тогда об этом, понятное дело, ничего не показывали. Еще один год жизни Яса подходил к концу.

Новый год отметили как обычно, в кругу школьных друзей мамы, на этот раз у Ибрагимовых. Дядя Хаким готовил свой фирменный плов с большими кусками баранины, коричневым рисом и большими головками чеснока. Чеснок Яс отказывался воспринимать как еду по причине его разлезлости, к рису и морковке он относился гораздо лучше, но все же в основном налегал на мясо. А вот его ровесница Мирка, дочка Ибрагимовых, напротив, очень любила именно чеснок с рисом, так что у них в поедании плова всегда был взаимовыгодный бартер. С Миркой они росли вместе с самого раннего детства: родители ее, дядя Хаким и тетя Надя учились вместе с мамой в одном классе и жили рядом с Охотской. А недавно получили квартиру тоже недалеко от них, Яс с Миркой бегом могли бы одолеть это расстояние минут за десять. Вечные мои соседи, вечные мои друзья, смеялась по этому поводу мама. Судьба не разлучала Надю, Хакима и Людмилу со школы до, как потом выяснилось, самой смерти. Надя и родила тоже почти одновременно с Людмилой – разница в возрасте между Ясом и Миркой составляла всего три месяца. И одинаковые фото, где они лежат в колясках, два маленьких годовалых кулька, тоже было в обеих семьях. А когда они немного подросли, мама и Ибрагимовы в шутку предлагали им поцеловаться, когда фотографировали. Так что обычно на фото под новогодней елкой и с детских утренников они целовались. Началась такая забава примерно с пяти лет, а закончились эти поцелуи тем, что минувшим летом Мирка завела его в сарай у них, на Охотской, 25, и, пока родители точили лясы у тети Оли, предложила ему поиграть в семью. У любой уважающей себя семьи должен быть дом. Для этого решено было выбрать бабушкин сарай – лучше него для игры и придумать ничего было нельзя, так как он запирался изнутри, и нежданное появление родственников в их доме было исключено.