Лариса Шкатула - Казачья доля: воля-неволя

– Ничего, Семка, твой батька еще поживет, – но осторожно добавил, – если Бог даст.

А потом пробормотал, глядя куда-то вдаль.

– И ты, девка, подожди. Некогда мне сейчас умирать.

К какой девке обращался, сын и не догадался. Может, к той, которую за ведьму приняли?

Лето уже вовсю золотило окрестности. Подошла пшеница. Уродился и отцовский овес, и Михаил Андреевич послал Семена в станицу к барону Шпигелю сказать, что и этим летом овес у него уродился, лучше некуда. Хоть половину июня вовсю лил дождь и затруднял уборку зерна, Михаил Андреевич караулил погожие дни, будто от них у него жизнь зависела, и посылал своих домашних на косьбу, всякому обещая то, чего тот желал.

– Любка, чи тоби приданое не нужно? – кричал он.

– Да что вы, отец, я и так по четыре часа сплю, – отмахивалась девушка.

– Сема, сынок, ты же хорошего коня хотел.

– Да у меня и Щирый неплох, – усмехался тот.

Но при этом все дети работали в меру своих сил, даже маленький Гришка. Начиная с того, как рвали в поле сорняки, и до того, как зерно надо было убирать.

Отец в прошлом году купил на ярмарке в Ейске жатку, и теперь Гришка как взрослый управлял конем, и жатка шла ровно, на нужной высоте от земли срезая колоски.

Землю, выделенную Семену в семнадцать лет, решили не сдавать в аренду, и на ней Михаил Андреевич тоже посеял овес.

Все знали, что мать была против овса. И все твердила: пшеницу, давайте сеять пшеницу!

– Далась тебе эта пшеница! – кричал Михаил Андреевич, а, спохватившись, испуганно замолкал: куда ж казаку без пшеницы?

Теперь, когда он оказался прав, старший Гречко не то, чтобы ходил гоголем, но потихоньку посмеивался в усы: мол, вы еще узнаете, как батько умеет хозяйствовать! Теперь все Гречко почувствовали, что значит богатеть. Зоя Григорьевна, думавшая больше всего о том, чтобы сын ее пошел служить, не хуже других обмундированный, а бельгийскую винтовку… В крайнем случае, она сама ему купит! На те деньги, что отложила себе на похороны.

Люба тайно радовалась: ее приданое тоже вырастет, и Митька Иващенко возьмет Любу в жены с дорогой душой. Почему в женихи себе непременно нужно богача присматривать? К кому сердце лежит, за того и идти надо. Будет помогать отцу с его овсом, глядишь, и к приданному лишняя копейка прибавится. Да что копейка! У Любы будет столько денег, что ей все равно станет, за кого замуж выходить.

Она и думать не желала о том, что чем ее приданное больше, тем мечта, выйти за бедного Дмитрия отодвигается все дальше.

От барона Шпигеля пришел целый караван подвод. Оказалось, что в их округе овес не уродился, и пришлось бы барону выписывать его откуда-нибудь издалека, так что Михаилу Андреевичу он заплатил за зерно не скупясь.

А потом Шпигель и сам приехал в своей карете к дому Гречко. Только в прошлый раз барон гостил всего один день, а теперь решил все как следует осмотреть, и заодно взглянуть, как хозяйствуют другие станичники: может, еще у кого-то уродился овес? По той цене, что продает его Гречко, покупать овес выгодно, и кто знает, может, перекупать? Да отправлять за границу. Люциус Филиппович никогда не проходил мимо того, что могло принести ему прибыль. С каждым годом он все больше денег вкладывал в плоды крестьянских трудов, и уже подумывал, не купить ли себе пароход? Пусть ходит себе по Черному или Азовскому морю, возит зерно. Оно нужно везде и всегда…

Если бы Михаил Андреевич мог знать о таких планах барона, его радость бы несколько поубавилась. Он думал, что интересует барона только своим овсом. Но для Шпигеля это небольшое хозяйство было так, капля в море, когда он собирался в скором времени засыпать зерном всю Европу!

– Я приеду к вам осенью, Люциус Филиппович? – спрашивал у коннозаводчика Гречко. – За жеребеночком?

– Приезжайте, Михаил Андреевич, – милостиво улыбался тот, поглядывая на хлопочущих перед ним женщин.

Михаил Андреевич был просто в восторге оттого, что сам барон! – остановился в его хате, и хоть в ней и так всегда было чисто, мать с дочерью в который раз все мыли и скребли, чтобы такому высокому гостю угодить.

Но и барон, похоже, был вполне доволен приемом. Расхаживал по подворью, заходил в конюшни, цокал языком.

За столом сидел, с удовольствием ел, как говорил Гречко, простую пищу и посматривал на хлопотавших женщин.

И было на что посмотреть! Зоя Григорьевна с уложенными на затылке косами, в которых еще не было ни единой седой волосинки, выступала павой. Хороша! Девчонка – хоть и шестнадцать исполнилось – но, однако, как быстро созревают эти южаночки! Недаром говорят, Россия красавицами славна.

Барон вздохнул. У него было четыре сына, а вот дочери бог не дал. А как приятно, ходила бы мимо хорошенькая куколка, ластилась к отцу.

Люциус Филиппович и сам удивился, отчего ему такие мысли вдруг в голову полезли. От овса перешел к обсуждению, хоть и мысленному, женской стати. Значит, что? Есть еще порох в пороховницах!

Хозяйство у Гречко достаточно крепкое. Если он решил развернуться и производить овес не мешками, а сотнями пудов, то кто знает, может барон даст ему денег взаймы, под будущий урожай. Но об этом он пока говорить не станет. Рано еще. Люциус Шпигель вознамерился по всей Кубани заложить такие вот островки процветания, с которых сам собирался иметь немалую прибыль. Он будет самым крупным в области перекупщиком!

Детей, правда, у Гречко немного, но и так найдется, кому урожай собирать, если будут деньги…

– Может, вам, Михаил Андреевич, еще землицы прикупить или в аренду взять, – на всякий случай посоветовал барон. Если сам его протеже и не думает о больших урожаях.

– Да вот подумываю, – чесал голову казак, – если Бог даст здоровья, отчего не прикупить.

Великий человек – так думал о нем казак, посмотрев рационально устроенное хозяйство барона и его удивительных лошадей – но вот же не побрезговал, с простым казаком за один стол сел. Михаил Андреевич просто вырос в собственных глазах. Значит, он может разговаривать почти на равных с богатым и деловым человеком. Ну, если и не на равных, то просто разговаривать…

Семен, в отличие от родителя, не удовлетворился только разговором с бароном Шпигелем будто ни о чем. Ему хотелось задать коннозаводчику еще кое-какие вопросы, которые не давали покоя, так и просились с языка: узнать, к примеру, с чего в делах коневодства надо начинать.?

Люциус Филиппович собирался на следующий день уезжать, и за ужином Семен, выбрав время, когда в разговоре возникла пауза, спросил его:

– А каких вы коней выращиваете, господин барон?

– Всяких, – ответил за гостя отец, неодобрительно взглянув на сына; чего, спрашивается, гостю досаждать?

– Предпочитаю орловских рысаков, – ответил тот, взглянув в глаза смотрящему на него с восхищением Семену. Умный молодой человек. Чувствуется, далеко пойдет, с такими-то любознательными глазами. – Со службы вернешься, могу взять тебя к себе на работу. Там все и увидишь. Ведь ты, Семен, как я понимаю, тоже разведением лошадей интересуешься?