Лариса Шкатула - Казачья доля: воля-неволя

Ему попался на глаза старый горец, несмотря на неприступный и гордый вид которого, внушавший какое-то особое расположение. Семен решил, что именно к нему он подойдет, чтобы заговорить о своем деле.

В отличие от других горцев, тот говорил по-русски чисто и правильно. Даже поговорки у него были какие-то русские. Вроде:

– Как говорят арабы, никогда не покупай рыжей лошади, продай вороную, заботься о белой, а сам езди на гнедой!

Грамотный ему попался черкес, а Семен уже представил себе человека темного, малограмотного, который не мог бы вести такой плавный умный разговор. Как, оказывается, их народы плохо друг друга знают!

– Что же ты гнедую-то продаешь? – посмеивался казак, который как раз собирался у горца нового коня купить.

– Так у меня гнедая уже есть, вот хочу, чтобы и у других была…

Сегодня, по-видимому, был удачный день, и только что от того места, где стояли черкесы, другой нарядно одетый казак отвел молодого коня, не старше года, но уже было видно, что из него выйдет хороший конь.

Подошел Семен к черкесу уважительно, хотя тот и не улыбался в ответ, не поощрял продолжение разговора.

– Скажите, уважаемый, вы коннозаводчик?

– Коней развожу, – коротко кивнул тот.

– А вам не нужны работники?

Почему у него это вырвалось, Семен и сам не понимал, но не сомневался, что прежде такого не бывало: добровольно работать у черкеса казаку?!

Черкес сказал нарочно по-хохлацки.

– Нэ трэба!

Казалось бы, возьми и уйди. Но нет, все страхи и опасения пересилило его природное упрямство: уж если Гречки за что брались, то всегда доводили до конца.

– Вы когда домой уезжаете?

– Сегодня.

– Можно и я с вами поеду?

Окинув взглядом дорогую одежду и вполне приличного коня, черкес усмехнулся.

– Не боишься?

– Говорят, у вас гостей не обижают, – выпалил Семен, не слишком в том уверенный и знавший свидетельство только одного человека, который случайно забрел в аул к черкесам, возвращаясь со службы и решив сократить путь домой.

– Есть у них такая хата – кунацкая называется, – рассказывал старый казак. – Там всякому приют дают, хотя и распоследнему нищему. Хоть и тому, кого врагом считают. Кормят-поят столько, сколько ты там гостюешь.

– Не обижают, – согласился черкес, – так ты кто все-таки будешь: гость или работник?

– Мне все равно, – сказал Семен, – и мое дело к вам такое, что о страхе думать нельзя.

Что-то черкес почувствовал в молодом казаке, что внушало уважение. Не был он худым человеком.

– Зови меня Башир. А тебя как звать?

– Семен.

– Сэлмэн по-нашему. Но это не важно. Я поговорю насчет тебя со старейшинами, как они решат, так и будет. Решат, что ты должен уйти, уйдешь.

– Я согласен!

– А что тебе еще остается! – усмехнулся Башир. – Мост переедешь один. Не нужно, чтобы тебя с нами видели, а то еще подумают, что мы тебя в плен взяли.

– Так я поехал?

Семен сжал ногами конский круп, и Левкоя повиновалась его движению. Способная лошадь, брат Гришка любил на ней в ночном проехаться или когда на водопой водил, хорошее потомство может дать, но лучше было об этом не думать…

Переехал Семен без помех мост через реку, сп е шился и стал ждать.

Мимо него проехали всадники авангарда, пропылили подводы, а завершавшие движение обоза трое всадников, среди которых был Башир, приостановились возле него.

– Что, русский, поехали?

– Я – казак.

– Все равно русский!

И больше за всю дорогу горцы не проронили ни звука. Никто с Семеном не заговорил, хотя он к разговору готовился.

Например, если бы его спросили, что он хочет, Семен бы сказал: посмотреть, как вы коней разводите! Но Башир наверняка и сам обо всем догадался.

О чем только Семен ни передумал, пока ехал. Но только при этом некая мысль в голове копошилась: а разве нельзя с соседями обращаться просто как с соседями? Как с людьми, которые живут рядом…

Вот так и попал Семен в аул Набукай. По крайней мере, как он про себя это название понял, когда в ответ на вопрос ему проговорили нечто гортанное.

Семена отвели в кунацкую, возле которой была основательная коновязь, а внутри, в доме все было устроено наилучшим образом: чисто, все в коврах, даже лавка, на которую указал Башир.

– Садись. Скоро тебе принесут еду, а потом приду я, и сообщу тебе наше решение.

Еду принес совсем молодой горец, отрок еще, расставил на столе плошки, украдкой его разглядывая.

Семену казалось, что прошла целая вечность до того, когда в кунацкой, наконец, появился Башир.

– Старейшины разрешили тебе остаться, но не долее трех месяцев, помогать, выращивать коней не разрешили, но ты можешь смотреть, как мы это делаем.

Вот странные люди! Могли бы использовать его как работника, совершенно бесплатно, а теперь он будет только сидеть и смотреть?

– У меня очень мало денег, – признался Семен, – но, может, я мог бы сменять что-то из одежды на еду?

– Мы гостей и так кормим, – сурово проговорил Башир.

– Не привык я на чужом горбу сидеть… Раз вы не прогнали меня, позволили остаться… Поговори там со своими. Я могу отдать вот эту новую черкеску. Сегодня надел ее в первый раз. И, если бы вы принесли мне какую-нибудь старенькую… Тоже самое с бешметом. В обмен на корм для моего коня… И кинжал…

– А что – кинжал?

– Я мог бы отдать его в обмен на что-нибудь похуже.

– У нас все хорошее! – поджал губы Башир.

Но не удержался, и в последний момент схватил кинжал, поднес к глазам, чтобы лучше его рассмотреть, попробовал пальцем лезвие.

– Хороший клинок!

Семен понимал, что во второй раз родители не смогут подобрать ему такое отличное обмундирование, но сейчас он хотел только одного: остаться, чтобы увидеть то, что хотел, и отдать за это все, что у него есть. Простите, батьк и 6 6 Отец с матерью !

– Согласен! – воскликнул, не раздумывая, Семен.

Он не думал о том, как беспокоятся о нем родители, что скажут станичники, потому что считал такие мысли ненужными, отвлекающими от дела. Не потому, что был совсем уж бессердечным. Если каждый станет вот раздумывать, то некогда будет работать. Да и он сам поставил на кон главное – свою жизнь, рядом с которой волнение за него так волнением и останется. Доведется домой вернуться, попросит прощения. А пока…

Дни потянулись за днями. И, конечно же, Семен не выдержал бездействия. Заметив, что на одном из пастбищ черкесы зачем-то скашивают траву, он попросил, чтобы дали ему косу. Она оказалась не совсем такой, к какой он привык, но как ни странно, гораздо более удобной, и дал себе слово, если вернется домой, сделать похожую.

Но что такое коса? Он же приехал сюда совсем за другим. Невыносимо было осознавать, что задуманное им дело так позорно провалилось. Смотреть. Стыдно сидеть и смотреть, когда другие работают.