Ирина Сукневич - Битва на поле Куликовом

— Как Фрола татарин порешил, сам видел, — сказал Степан. — Сейчас покажу то место. Вон там…

И нашли они Фрола: лежит ничком, голова мечом разрублена, а рядом рука Фролова, отсеченная, сжимает копье.

— Прощай, друже Фрол, прости нас.

Идут дальше Ерофей и Степан, в лица мертвых заглядывают, великого князя ищут и друзей своих.

— Батюшка, иди сюда, смотри…

Лежат рядом, как братья, боярин Михаил Юрьевич, тиун его верный, ратник безыменный и Фетка-смутьян да Тришка-ратай — всех настигла смерть в бою с ворогами. А вокруг порубленные и посеченные.

— И вы нас простите, братцы, — тихо сказал Степан-плотник. — Что живы остались, не разделили вашей славной доли. Будет вам вечная память на Руси.

Пошли они дальше по полю Куликову, устланному телами русских и татар.

— Погляди, батюшка, все вперемежку лежат, — сказал Ерофейка. — Аль растащить их? Может, князь внизу?

Восьмой труп оттаскивает Ерофейка в сторону…

— Юрка! — закричал он вдруг.

Степан глядел молча. Потом приложил ухо к Юркиной груди. Сердце не стучало. Прислонил щеку к полуоткрытым губам, надеялся уловить дыхание.

— Вечная память тебе, Юрка-сапожник!

Ерофейка, казалось, ничего не понимал.

Степан попытался сложить Юркины руки на груди, но они не слушались старика. Тогда Степан положил на глаза Юрки два медных кружка, чтоб закрыть их.

Великого князя они больше не искали.

Молодой воин с кровавым шрамом на щеке приблизился к князю Владимиру.

— Господине княже, нашел я великого князя Дмитрия Ивановича.

Владимир Андреевич, не теряя времени на расспросы, пришпорил коня…

Когда они подъехали к спящему мертвым сном русскому богатырю, Владимир всмотрелся в его лицо и с облегчением вздохнул: это был не Дмитрий. Потом перекрестился.

— Царство небесное и вечная память князю Федору Семеновичу белозерскому, — сказал он.

Со стороны дубравы появился человек. Он ехал на коне и кричал:

— Нашли, нашли мы великого князя Дмитрия Ивановича! Жив он. Едва дышит. Лежит, как мертвый, чуть дышит, но жив. — Человек показал в сторону дубравы.

Галопом пустил своего коня Владимир Андреевич. Но не мог конь скакать: под ногами трупы, горы окровавленных тел. Пришлось слезть с седла и идти пешком.

Увидев великого князя, Владимир Андреевич сначала не мог говорить от волнения, потом наклонился над Дмитрием:

— Брат мой, великий княже Дмитрий Иванович, русское воинство победило!

Дмитрий, не открывая глаз, едва вымолвил:

— Кто подле меня?

— Я, князь Владимир Андреевич, вещаю тебе о победе ратников твоих, русских воинов.

Стали поднимать Дмитрия и ужаснулись — до чего же избиты и помяты были его латы.

— Знать, смерть рядом стояла с великим нашим князем, — сказал кто-то из простых людей.

Поднесли воды. Дмитрий выпил несколько глотков. С головы сняли иссеченный шлем. Большое тело князя освободили от тяжелых лат и кольчуги.

— Ну, князь, кланяйся оружейникам, что справили такой крепкий доспех, а то не быть бы тебе живу, — сказал воин, нашедший Дмитрия.

— Как зовут вас, простые люди? — спросил Владимир Андреевич двух ратников, что отыскали великого князя среди груд мертвых тел.

— Федор Морозов, — сказал один.

— Григорий Холопов, — назвался другой. — Мы из Костромы.

— Будет вам щедрая награда, — сказал князь Владимир.

— Награда нам, княже, — ответил Федор Морозов, — победа над врагом извечным.

…Спит великий князь Дмитрий Иванович в своем великокняжеском шатре. Уснули Владимир Андреевич, Боброк, братья Ольгердовичи.

Тяжело дышит и стонет Куликово поле. Как призраки ходят по полю люди, подавая помощь раненым и умирающим. Не переливается серебром над полем Куликовым луна и не светит, а стоит кровавой раной в сумрачном небе.

…Страшно Куликово поле. Спят на нем вечным сном тысячи русских и татар.

Утренняя заря разбудила живых. Мертвые не проснулись. Полетели во все концы Руси гонцы с вестью о победе. А на поле Куликовом скорбный обряд: хоронят павших…

Восемь дней священники служили панихиды, и звучные густые басы дьяконов пели «Вечную память» князьям, боярам, воеводам и простым ратникам.

…Легли в братскую могилу Юрка-сапожник, Доронка-кузнец, старик Фрол, Тришка-ратай, Фетка-смутьян.

Покидая Куликово поле, великий князь Дмитрий Иванович преклонил колена перед братскими могилами русских воинов и сказал:

— Будет вам всем, братья и друзи, вечная память, ибо положили вы головы за землю Русскую!

Ягайло, князь литовский, союзник Мамая, восьмого сентября стоял от места побоища в тридцати верстах. А как узнал, что Дмитрий московский одолел Мамая, поспешил в Литву. И не отступал, а бежал. Знал он, что истомленная русская рать догонять его не будет. Другая дума гнала его прочь от поля Куликова: «Как бы после победы московского князя не переметнулась русская часть литовского войска к Дмитрию, а литовская — к Андрею и Дмитрию Ольгердовичам…»

Другой союзник Мамая, Олег рязанский, узнав о победе Дмитрия, тоже не остался в Рязани. Вместе с княгиней своей, детьми и ближайшими боярами убежал на литовскую границу. Говорил приближенным:

— Я хочу здесь ждать вести, как князь Дмитрий пройдет мою землю. Сядет он опять в Москве, тогда и я возвращусь восвояси.

Двадцать первого сентября жители Коломны торжественно встречали победителей. Епископ Герасим со священниками стоял во вратах градных с крестами и иконами. Опять простой народ заполнил все улицы. Плакали и скорбели о погибших. Радовались вернувшимся. Гордились победителями.

Отдохнув в Коломне четыре дня, двинулись в Москву.

Листья пожелтели, но еще не опали. Гроздья рябины горели алым светом и украшали осень. Москва будто с умыслом принарядилась, встречает победителей.

Ксюша, Юркина жена, в своем самом лучшем наряде вот уже второй день с утра и допоздна выбегает за ворота: не едут ли? Поджидает Юрку. Нарядила и детей.

— Смотри, бабонька, какой я красивый парень, — говорит Алексашенька, наряженный матерью в новую рубаху.

— Красивый ты у нас, — отвечает внуку бабка, — вот уж придет твой батюшка, Юрушка наш, обрадуется… — Старуха заплакала и, лаская мальчика, продолжала: — Полюбуется, какой у него сынок.

— Не плачьте, мама, не плачьте, чует мое сердце, что скоро, скоро увидим мы его. Не может сердце обманывать, — успокаивает старую женщину Ксюша. И, улыбаясь, представляет, как бросится к мужу на шею, горячо расцелует его…

Ждет своего мужа, Доронку-кузнеца, и Олена, вместе с детьми выходит к калитке. Но не говорит ничего: сердце в груди неспокойно…

…И вот запели колокола Чудова монастыря. Тут же откликнулись все другие — густой перезвон поплыл над Москвой. И слышен он был далеко окрест: русское победное воинство великого князя Дмитрия Ивановича входило в город.