Максим Сбойчаков - В бой роковой... [документальная повесть]

— Хорошо, Катя. Только в комитете-то никого не останется. Закемовский, Иванов и Боев под надзором.

Сообщение о Боеве успокоило ее, и она возвращалась домой с мыслью уходить с ним через линию фронта. Наверняка ведь зайдет проститься... Тут-то и предложит уходить вместе...

Утром вышла на работу повеселевшей и услышала ошеломляющую новость: лейтенант Вильсон попал в плен! Офицеры строят разные предположения, гадают, какие он теперь муки принимает. Кто-то саркастически высказал сожаление, что-де перед отправкой на фронт контрразведка зря забрала у него листовки: глядишь, и растрогал бы большевиков, не изощрялись бы в пытках. Подтрунивали и над Аней, когда она принесла завтрак.

— Напрасно так тяжело переживаете, господа офицеры, — сказала она, оставив без внимания их подковырки. — Никто его избивать не будет.

— О, если б большевики были такие, как Аня! — сострил широкоплечий капитан. Все засмеялись. Она пронесла поднос к следующему столу и услышала голос капитана:

— Между прочим, друзья, ходят слухи, что Вильсон сам сдался в плен.

Прошло несколько дней. Аня накрывала столы к ужину, когда увидела его в дверях. Поднос с ложками и вилками сам опустился на стол. Еле сдержала себя, чтоб не броситься навстречу. Лейтенант вошел веселый.

— Хау ду ю ду, мисс Аня! — с улыбкой произнес он.

— А тут сплетничают, что вас истязают в плену, — вместо приветствия вырвалось у нее.

Вильсон не успел ответить. Шумно ввалилась группа офицеров, его окружили, усадили за стол, стали расспрашивать. Пили вино и, хмелея, болтали все откровеннее. Теперь можно и подольше положенного постоять у стола, за которым с друзьями сидел Вильсон. Мало- помалу прояснилось.

Лейтенант попал в плен при внезапном наступлении красных под Обозерской. Увидев изумленные лица, успокоил, что в этом ничего страшного нет, что он, наоборот, интересно провел время: побывал в Москве, видел ее улицы, Красную площадь, Кремль.

— Парадоксально! Представьте, соборы с золотыми главами и крестами, а часы на башне играют «Интернационал».

Вильсон рассказывал о лекциях, которые там прослушал. Их читали англичане Файнберг, Рудгорс и другие. Умные люди, невольно заставляют задумываться. Вильсон спрашивал их, каким образом они оказались в Москве. Отвечали: «Приехали защищать государство рабочих и крестьян, прогресс общественного развития на земле».

— Эта самая группа и выпускает листовки, которые мы с вами читали, — пояснил лейтенант.

При следующем подходе к столу Аня услышала обрывки рассказа о красном комиссаре, говорящем по-английски, он и направил Вильсона к Айронсайду со списком, кого большевики хотят вернуть из плена в обмен на тех, кого захочет взять Айронсайд.

— И ты в этом списке?

— Нет. Меня комиссар обещал переправить домой, в Англию.

— И Айронсайд пойдет на обмен?

— Предварительно была договоренность. Мое дело доложить.

Все с завистью смотрели на Вильсона. А офицер, торговавший на рынке, взглянул на Аню и язвительно засмеялся:

— А у леди, оказывается, настоящий жених есть. Бизнесмен.

Все загоготали, лишь Вильсон печально поглядел на нее.

Поздним вечером компания разошлась. Вильсон задержался.

— Спасибо, мисс Аня, за все, особенно за листовки. Теперь я знаю: это ты их нам вроде бы на десерт подносила. Я даже красному комиссару о тебе рассказал, Он ничего не ответил, но так многозначительно посмотрел... Теперь я скоро увижу свою невесту.

Он долго тряс ее руку.

Шла домой, мечтая встретить Макара: такой сюрприз для него! И не поверит сразу. Еще бы: английский офицер в роли советского парламентера.

Макар не пришел, напрасно она выглядывала в отогретый дыханием кружочек оконного стекла, прислушивалась, как хрустел снег под валенками прохожих...

В Соломбале у Боева немало друзей и приятелей. Только войдешь в порт — обязательно кого-нибудь встретишь. На этот раз он не зашел: последние события настораживали. Заглянул сначала к Яну Розенбергу. У этого портового рабочего-латыша, активного распространителя листовок, всегда можно получить нужную информацию. Ян оказался дома. Встретил невесело.

— Плохо дело, Макар, — поздоровавшись, сказал он. — На «Таймыре» рыщут полицейские. Что-то заподозрили.

Боев задумался. Неужели смогли узнать об ожидаемом сигнале? Вряд ли. Надежные там люди, скорее погибнут, чем раскроют тайну.

Все же попросил Яна выяснить, в чем дело.

— Постараюсь, — сказал тот, уходя.

Хороший человек Ян, тонко действует в порту. Макар нетерпеливо ждал его возвращения. Ходил по комнате, садился, барабанил пальцами по столу, и снова ходил, и снова выглядывал в окно.

Часа три прошло, прежде чем Ян вернулся. Собранные им сведения позволяли заключить, что полиция занята расследованием порядка приема сводок боевых действий из красной России. Видно, докапывается, откуда в городе берутся листовки. На судне никто не арестован, поскольку профессор подтвердил, что сводки принимались по его распоряжению. Но впредь прием их запретили.

— Значит, сигнала на «Таймыре» не получить, Ян?

— Выходит, так.

Макар вздохнул. Теперь вся надежда на Сергея Иванова. Но и она рухнула. Оказывается, на тральщик тоже совершен полицейский налет. Ранним утром. Сергей как раз принимал передачу из Москвы — шло сообщение о положении на фронтах, после чего могли передать сигнал. Внезапно открылась дверь, и радист увидел на пороге двух полицейских.

— Ага, вот чем занимаешься! — рявкнул один и тут же объявил об аресте.

— Позвольте, за что? — попробовал защищаться Сергей, мол, он ничего не записывал.

— Не притворяйся. Ты что, о запрете слушать радио красных не знаешь? Ишь, устроился! На военном тральщике заразу развел...

Его увели.

Макар остолбенел, выслушав Яна, болью в голове отдалась мысль о невосполнимой утрате.

— Конечно, Ян, — глухо произнес он, опускаясь на табуретку. — Мне остается одно: бегство.

Макар хотел встать, но Ян задержал его, нажав руками на плечи.

— Подожди. К вечеру обещал зайти Николаев. Встретил его в порту.

Боев немного успокоился. С Михаилом Николаевым его познакомил недавно Сергей Иванов. Это старый моряк, начавший службу еще в 1891-м на ледоколе «Ермак». Макар тогда не обратил внимания на название ледокола. Мало ли их... Николаев посмотрел на него недружелюбно: какой же ты отсталый! — выражал его взгляд. Но объяснил сдержанно:

— «Ермак» — первый в мире мощный ледокол. Сам Степан Осипович Макаров проектировал его. Да-да, адмирал Макаров, который в русско-японскую Тихоокеанским флотом командовал и геройски погиб на броненосце «Петропавловск».

В империалистическую войну Николаев, оказывается, старшим помощником капитана на ледокольных судах плавал. Это насторожило Боева: как-никак, офицер... Но Иванов стоял за него горой: