Максим Сбойчаков - В бой роковой... [документальная повесть]

Члены губкома поняли, что этот отважный человек сознательно идет на самое опасное дело и не может изменить велению сердца. С дружеской теплотой пожелали ему успеха.

Суздальцева передала Волкову довольно большое количество листовок на русском и иностранных языках. Одному их не донести. Начальник разведки Уколов, заметив недоумение на лице Волкова, пояснил:

— До деревни вас будут сопровождать два разведчика.

...Разведчики Федор Некрасов и Петр Фокичев уверенно шли таежными тропами. Добрались без происшествий.

Алексей Олонцев поздоровался не без удивления — наверно, не ждал такого быстрого возвращения Волкова.

— Храбрый ты, однако, комиссар. Ведь только-только из пасти зверюги вырвался... Ну ладно, отдыхай, а я принесенное припрячу. — Подняв вещмешок, поразился: — Ого, какую тяжесть тащил!

— Приходится, если дело требует, — ответил Волков.

Олонцев улыбнулся:

— Небось провожатые были и только перед самой деревней в твой мешок сложили все... Со мной не хитри, закупщик!

Михаил подтвердил. Хозяину понравилась его откровенность.

На другой день Олонцев вручил Волкову документ, удостоверяющий, что он — закупщик скота, и отправил его в ближайшие деревни.

Там Михаил занялся вербовкой агитаторов и распространителей листовок. В селе Хоробрицы староста Воробьев заметил пристрастие закупщика к встречам с людьми и сказал ему об этом. Волков не смутился.

— Союзники начинают смываться, — сказал он. — Скоро ты, староста, будешь ответ держать перед Советами.

— Чую, закупщик, да что поделаешь.

— Было б желание, а вину можно загладить...

И объяснил, в каких сведениях нуждаются красные, как надо тормозить заготовки продуктов для белых войск и обслуживание их гужевым транспортом.

Воробьев долго теребил окладистую бороду, прежде чем произнес: «Согласен». Два дня прожил заготовитель у старосты, собирал нужные сведения. При прощании тот попросил охранную грамоту:

— Уедешь, кто мне на слово-то поверит?

Волков не знал, что бы придумать — ни бланков, ни печати у него не было. Вынул из кармана свою фотографию (еще в шляпе и при галстуке снимался), на обороте написал: «Я, нелегальный представитель Советской власти в Архангельске, прошу ту Советскую власть, которая столкнется с тов. Воробьевым, считать его своим работником, ибо при моем возвращении из Архангельска я нашел у него приют и все необходимое. М. Волков. В штаб 6-й армии. Уколову».

Михаил верил в искренность старосты, но, вручая фотографию [20] Эта фотография экспонируется в Архангельском краеведческом музее. , все же сказал:

— Предупреждаю: задумаешь предавать, разговор будет короткий. Ты под надзором товарищей.

— И не сомневайся, — заверил староста. — Вину свою заглажу.

В Подсосонье Волков и Олонцев вернулись с тремя бычками. Их тут же зарезали. Голову, печенку и две ножки Алексей отнес попу Силантию.

— Чего это ради? — недовольно спросил Михаил.

— Для маскировки. Я его уже давно подкармливаю.

С вечера затолкали в туши листовки. Только позавтракали, пришел поп с просьбой взять его в Архангельск.

— Батюшка, мы вдвоем едем, — начал отговариваться Алексей.

Но тот не отступал, ссылаясь на неотложные дела. Он-де готов рядом с подводой идти. Михаил мысленно поругивал Алексея — удружил, дескать. А тот вдруг произнес:

— Ну что ж, батюшка, в тесноте да не в обиде. Садись...

И еще сена в телегу подбросил.

Всю дорогу Михаил сердился. Немного отошел лишь при въезде в город, когда на контрольном пункте, увидев попа, даже не остановили подводу. Впрочем, контролеры поклонились и Алексею. Знакомы.

Иван Олонцев всплеснул руками, увидев комиссара, которого недавно переправлял из города.

— Неужто другого не могли найти? Опознать тебя ведь могут! Объявления на заборах все еще висят...

— Никто меня не принуждал, Иван Александрович. Сам захотел.

Утром туши вывезли на рынок, заняли места за прилавком. Михаил заметил, что к Алексею подходили разные люди, и торгуясь, что-то говорили ему. Когда один, наклонившись через прилавок, что-то рассказывал Алексею, подскочил высоченный парень и со словами: «Ага, попался!» — ухватил его за руку.

— Об чем он тебе говорил? — спросил Алексея.

— Ножки на холодец просил... Чего ты в него вцепился? Отпусти!

— А, заступник нашелся! — заорал верзила. — Мы и тебя заодно с ним...

— Руки коротки. Говорю тебе — ножки просил. Отпусти парня!

Шпик закричал еще громче. Подошел военный патруль. Старший протянул руку к Алексею:

— Ну-ка, ваш документ...

— Да вы что, в своем уме? — закричал Алексей. — Честного торговца притеснять!

Старший патруля в повышенном тоне повторил свое требование. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в этот момент не появился поп Силантий. Он накинулся на патрульных:

— Куда вы лезете, кого хватаете? Моего прихода человек. По городу разные супостаты шляются, форменные антихристы, а они нашли кого брать...

Военный патруль стушевался. Священник ведь, он зря не вступится. Старший извинился перед Алексеем и обернулся к шпику:

— Чего шум поднял, людей собрал?

— Подозрительный человек, господин начальник, — кивнул он на того, кого держал за руку.

— Спросил у меня ножки на холодец гражданин, — пояснил Алексей, — а этот и схватил его.

В толпе зароптали.

— Отпустить! — распорядился старший патруля.

Алексей облегченно вздохнул и взялся за топор, рубить мясо. Хоть и вел он себя уверенно, а побаивался. Не за себя, конечно. Сам-то отбился бы. Могли к отцу пойти, листовки обнаружить.

— Батюшка-то все-таки пригодился, а? — подковырнул Алексей Михаила.

— Согласен. Еще пару голов и ножек не жаль отдать.

Вечером «торговцы» побывали в пекарне Хруцкого, интересовались: как «насчет печеного хлеба и кренделей»? Хозяин и его пекарь Семен Грудин подтвердили, что американцы готовятся к эвакуации.

— Это первая ласточка, — сказал Семен. — Листовки делают свое. А сейчас, получив новые, заставим собираться и других.

Не менее важно и второе сообщение. Временное правительство Северной области усилило пропаганду против большевизма. Еще зимой оно учредило для этой цели спецкомиссию. На дело пропаганды отпущено 50 тысяч рублей.

— В общем, допекли мы своих и иностранных противников, — заключил Грудин.

— Тут не только это, Семен Афанасьевич, — заметил Волков. — Поняли они: большевизм одними тюрьмами и расстрелами не возьмешь. Сети обмана раскидывают, у хозяев-пришельцев учатся.

Затем перешли к организации встречи с представителем моряков Николаевым.

На следующий день Николаев пришел. Не сразу в стриженом мужичке признал он своего комиссара, о тяжелой участи которого слышал и поведением которого восторгался. А какое мужество требуется, чтобы снова прийти сюда! Понимая, что засиживаться долго нельзя, они говорили только о деле.