Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

Десятого ноября капитан Белов был в Красноярске. Его портрет висел на доске почета пароходства, его поздравляли с наградой. Поздравил и Макаров, назвал сынком и, хитро улыбаясь, сказал, что сделал все, что мог. Белов видел, что Макаров все еще волнуется за него, хотелось успокоить совсем уже седого Ивана Михалыча, и он рассказал, как шел в той колонне. Начальник пароходства устало, почти без интереса покивал головой, вдруг взгляд его заострился:

– Ты в партию что тянешь? Секретарь пароходства опять звонил! Весной еще стаж кандидатский кончился…

– Навигация же, Иван Михалыч! Да они и сами забыли, а потом эти собрания…

– До Игарки доберешься, сразу иди в партком, с такими вещами не шутят!

– Да я, если честно… не очень…

– Что? – удивился и не понял Макаров.

– Какой из меня партийный? Даже стыдно, честное слово, мне еще вырасти надо до настоящего члена партии.

– Ну, это не твое дело, два ордена на груди, а ему вырасти… – Он внимательно рассмотрел Сан Саныча. – Нам бы, сынок, побольше таких, недоросших…

Даже их особист, они случайно столкнулись в пароходстве, расцвел в улыбке и протянул руку. Расспрашивал подробно, Белов и ему не без гордости рассказал о докладе в министерстве, награждении в Кремле и демонстрации. Рассказывал и понимал, что теперь этим ребятам до него не дотянуться! Ни до него, ни до Николь!

Сан Саныч вошел в привычный рабочий ритм. Бегал с заявками на запчасти, покупал подарки «своим девицам». Перед отъездом душевно посидели с капитанами – Сан Саныч проставлялся. Обмывал. Красивый орден Трудового Красного Знамени, как и первый, Красной Звезды, упал в стакан с водкой, и Белов выпил досуха. Кто-то поднял тост:

– Это уже традиция получается, Сан Саныч!

– За традицию! Дай бог не последний! Бог троицу любит! – зашумели все, поднимаясь.

Сан Саныч видел, что его опять все любят и никто не завидует. И всё вокруг так же, как и всегда. Он пил много и всякий тост добавлял про себя, как заклинание: и еще за мою Николь и нашу Катьку! Он нечеловечески любил их, и никто не мог их разлучить. Все плохое осталось позади. Это и было счастье.

Утром на аэродроме его провожал Фролыч. Похмелились в буфете. Белов летел веселый, с легким настроением. И в Туруханске повезло с пересадкой – в Ермаково уходил почтовый борт. Сан Саныч расстегнул шинель, чтобы была видна красивая орденоносная грудь, и вошел в кабинет к начальнику аэропорта.

Николь в палатке не было. Белов заглянул к соседям, незнакомые ребята чуть старше его с уважением смотрели на его ордена. Про Николь ничего не знали.

Он встретил ее на улице, она просто шла ему навстречу. Отдала тепло одетую и спящую Катю и устало его рассматривала.

– Ты что, не соскучилась? – улыбался счастливый Белов. – А почему не в коляске?

Николь все смотрела устало и тревожно.

– Как тут с коляской? – кивнула на разбитую машинами деревянную лежневку. – Ты приехал?

– Николь! – заорал Сан Саныч и с Катей на руке попытался обнять ее. – Все хорошо! Я видел самого Сталина! – шепнул гордо. – Он махнул мне!

– Тихо! Катю разбудишь! Что тебе сказали в пароходстве? – с Кати свалился маленький, почти игрушечный валенок, Николь подняла и надела.

– Все хорошо!

– Что хорошо? – Николь смотрела все тревожнее.

– Все! Все хорошо! – Сан Саныч пытался быть серьезным и веселым, но ее тревога передавалась и ему. – Ты знаешь, что ордена утверждаются решением Президиума Верховного Совета СССР! Ты понимаешь?! Госбезопасность все проверяет, прежде чем награждать!

– И что?

– Да что с тобой?! Пойдем домой! Надо срочно переселяться из палатки. Там какие-то парни… кто такие?

– Не знаю, люди… вежливые. Ты уехал, они вскоре поселились.

– Пойдем сегодня в ресторан! Отметим! Все же хорошо, ну?!

Ее вид расстраивал. Возвращал на землю. Напоминал, что все их вопросы как были, так и остались – они с Катей по-прежнему ссыльные, и их не пустят к нему в Игарку. В ее усталых глазах была их новая разлука.

– Не надо в ресторан. Там курят и дерутся… недавно опять милиция разнимала. Ты тоже там напьешься, а нам надо спокойно поговорить… – она неожиданно улыбнулась и потянулась к нему. – Санечка мой приехал!

В палатке Клер проснулась. Николь раздела ее, девочка выросла, говорила «а-а-а-а», и «ма-ма-ма-ма», и еще «ах» и «ох» и сама вставала и ходила внутри кроватки. Сразу пошла на ручки к Сан Санычу.

Николь сварила картошки, в чемодане Сан Саныча было полно всякой разной вкусноты и две бутылки шампанского. Они поужинали, уложили Катю, сидели обнявшись и разговаривали, разговаривали. Негромко, иногда шептались. Сан Саныч подробно рассказал про демонстрацию на Красной площади, про совещание, на котором к нему относились очень серьезно, даже предложили работу в министерстве. В Красноярске тоже все было отлично.

Выпивший Сан Саныч горел надеждами, Николь тоже начала улыбаться, вспоминали, как славно работалось на «Полярном», фантазировали, что он перевезет ее в Игарку и они станут наконец законными родителями и супругами. Поспорили, как записать Катю-Клер, сошлись на Кате, хотя Сан Саныч готов был уступить. Он встал к кроватке, где спокойно спала их дочь, нагнулся, разглядывая:

– Я теперь буду хорошим отцом! Увидишь! Всегда буду с вами! – повернулся к Николь. – Летел сейчас в самолете и думал про вас – у меня никого нет ближе. Не дай бог, что-то случится, я без вас сдохну! Часа не проживу!

Заснули около трех.

Ровно в четыре утра их разбудили. Это были соседи, те двое ребят. Сан Саныч встал из кровати, недовольный, не понимая, что происходит.

– Вы арестованы! Одевайтесь! – негромко повторил один, открывая свой документ и постановление об аресте.

Он был в форме офицера госбезопасности, со звездочкой младшего лейтенанта. Второй, в штатском, стоял с наведенным на них пистолетом и светил фонариком в лица.

– Не-ет! – громко вскрикнула Николь.

– Тихо! – строго зашипел офицер, придвигаясь прямо к ее лицу.

– А в чем дело?! – пытался спросить Сан Саныч, чувствуя, как разом кончился воздух и земля пошла из-под ног.

– Одевайтесь, все объясним!

– Этого не может быть, я позавчера разговаривал… Слушайте… это какая-то глупость! Это ошибка! – Сан Санычу вдруг и самому стало ясно, что это недоразумение.

– Возможно, – охотно согласился лейтенант, – мы вас задерживаем только для выяснения.

У лейтенанта был умный взгляд и тонкие стильные усики на лице. Он зачерпнул воды и подал Николь. Сан Саныч только теперь услышал, как ее трясет и что она, как сумасшедшая, бормочет: нет-нет-нет… нет-нет-нет… не-е-ет… не-е-ет-нет…

– Николь, не волнуйся… это недоразумение, все выяснится! Я же позавчера разговаривал с начальником оперотдела пароходства, я говорил тебе, он меня поздравлял.