Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

Его завели в комнату. Сержант и ефрейтор курили и разговаривали о ком-то, кто собрался жениться. Сержант сидел за письменным столом. Сан Саныч шагнул уверенно, чуть было не отдал честь, но удержался. Встал к столу, он ожидал, что допрашивать будет офицер и ему предложат сесть, – так бывало в фильмах, – закурить предложат. Он бы и закурил, почему-то хотелось.

– Раздевайся! – приказал сержант, не глядя на него и продолжая слушать товарища.

– Что?! – не понял Белов.

– Снимай все! Что-о! – передразнил немолодой дядька-ефрейтор, гася папиросу в пепельнице. – Опять глухой попался!

– Зачем? – уперся Сан Саныч, набычившись.

Оба продолжали улыбаться друг другу.

– Сейчас надзирателей вызову, они с тебя и шкуру снимут! Вместе с пиджаком! – лениво пообещал сержант и вдруг заорал, поднимаясь: – Живо раздевайся, блядь глухая!

– Вы что себе позволяете?! Я требую офицера!

Сержант нажал что-то под столом и вскоре в комнате появились два бойца. Один был очень большой. Сержант кивнул головой на Белова.

– Не смейте ко мне прикасаться! У меня даже допроса не было! – он вцепился в шинель.

– Снял все! – у здорового изо рта воняло гнилыми зубами и куревом.

Белов отступил на шаг. Все четверо стояли и смотрели, как он раздевается. Он не знал, куда деть шинель.

– На пол! – приказал сержант.

Следом упали китель, брюки, рубашка. Он остался в трусах и носках. Пожилой ефрейтор шарил по карманам снятых вещей, ощупывал внимательно.

– Все снимай, боцман Свистков!

– Что?! Я – капитан! Я попросил бы…

– Догола, урод! – разозлился сержант и привстал из-за стола.

Сан Саныч нахмурился и снял трусы.

– Носки!

Белов снял и носки.

– Рот открой!

Сан Саныч открыл, пожилой, теми же руками, которыми ощупывал ботинки, залез указательным пальцем в рот Сан Саныча, проверил одну щеку, другую, заставил высунуть язык. Посветил фонариком в уши и нос, для чего, как барану, запрокинул Сан Санычу голову.

– Член подыми!

– Как? – не поверил Сан Саныч.

– Да ты что, бля, глухой какой? Член вверх! – заорал сержант из-за стола, закуривая и обрезая пуговицы с одежды Сан Саныча.

Белов взялся за член.

– Направо! – улыбаясь, командовал сержант. – Налево! Ногу отведи!

Сан Саныч слушался, в его промежность светил фонариком пожилой надзиратель.

– Жопой встань, ноги шире! – сержант явно получал удовольствие. – Нагнись! До пола! Ягодицы разведи! Да не ссы, с петухами в камере познакомишься! Присел резко! Резко, я сказал! Все! Пятки покажи! Одевайся, сука глухая!

Лица всех были довольные. Переглядывались, посмеиваясь над тем, как Сан Саныч от злости и растерянности не попадал в рукава и штанины.

Он не помнил, как оказался в камере. Шел, держа руками трусы и брюки, из которых вынули резинку и ремень и срезали пуговицы. Надзиратель, щелкнув запорами, опустил одну из коек со стены камеры и молча вышел. Дважды клацнул замок. Сан Саныч тоскливо посмотрел на железную дверь и сел на грязный матрас. На его новой шинели была грубо распорота шелковая подкладка.

Камера была меньше его каюты, но на две койки, вторая была поднята. Сильная лампочка под высоким потолком, маленькое окошко с толстыми решетками, в которое почти не поступал свет с улицы. Там уже вечер, стемнело… – подумал Сан Саныч, он прислушался, но и звуков не было слышно. Вспомнил, что он в подвале. В углу стояла деревянная бадья с крышкой, из которой пованивало. Больше в камере ничего не было. Взгляд остановился на ботинках без шнурков… и брюки, и парадный, всегда чистый и отглаженный китель были грязные и без пуговиц.

Сан Саныч устало прилег на шинель, по привычке положил руки под голову, но тут же сел – сама эта вольная поза вызывала нервное волнение. Он не понимал, что происходит.

Он встал и сделал шаг, как будто собрался идти. Там была стена, Сан Саныч потрогал ее рукой, выше какое-то ненормальное окно, до которого не достать. Он развернулся, сделал четыре небольших шага, потрогал холодный металл двери. Это было издевательство! Человека нельзя запирать просто так… – сердце начинало взволнованно биться. Нет-нет! Спокойно! Завтра меня должны повести к следователю. Я ему все расскажу про этот унизительный обыск! Негодяи! Пользуются тем, что их никто не видит! Надо обязательно все рассказать!

Он пытался хорошо думать, заставлял себя сосредоточиться и все вспомнить, и не мог. Бессмысленные, невозможные события двух последних дней мелькали, перемешивались, то одно было важнее, то другое… Он не понимал, что эти два дня делал он – Александр Александрович Белов?! Получалось, что ничего! Его как будто в них не было! Он трогал себя за руки и даже за лицо – он был, живой, теплый, но его не было! Никто сейчас не мог подтвердить, что он есть на белом свете. Он вставал, делал свои четыре шага, опять садился и снова вскакивал, в отчаянии хватаясь руками за голову. Пытался думать о тех, кто был сейчас за этими стенами, но даже Николь не шла на ум, он морщился, пытался представить, что происходит у нее, и не мог! То, что творили сейчас с ним, было ужасно – его схватили, засунули в этот мешок и ничего не говорят!

Его унижали везде, на каждом шагу! В голове вдруг, будто спешил на помощь, разлился бескрайний Енисейский залив, солнце широко блестело на волнах, холодный ветер засвистел призывно. Черные клубы дыма из трубы стелились над водой… Сан Саныч схватился за металлическую кровать, сдавил ее так, что рукам стало больно:

– Ы-ы-ы-ы! Ы-ы-ы-ы! – замычал, завыл с отчаяньем, ему казалось, он подыхает. – Гы-ы-ы-ы!

В двери вдруг загремело, открылось окошко:

– Чего мычим на всю тюрьму?! – с угрозой в голосе заглянул какой-то человек.

– Товарищ! – кинулся к нему Сан Саныч.

– Не положено стонать! Тишина! – дверка закрылась.

– Послушайте, – Сан Саныч приник к щелке и зашептал: – Товарищ, я хотел спросить, откройте, пожалуйста, я просто хочу вас спросить…

Никто не реагировал. Бешенство закипело в Сан Саныче.

– Откройте! – заорал он злобно и забарабанил в дверь кулаками. – Кто вы?! Вы не имеете права! Я требую офицера! Старшего! Я ни в чем не виноват! Ни в чем!

Защелкал замок, дверь открылась, там стояли двое. Один из них был тот здоровый, что раздевал Белова:

– Цыц! – цыкнул он негромко. – Будешь орать, пристегнем!

– Вы мне сказали «цыц»?! – вскипел Сан Саныч и услышал, как его голос разносится по коридору. – Как вы смеете? Я заслуженный…

Договорить ему не дали, захлопнули дверь, здоровяк легко, Сан Саныч и не собирался с ним драться, вывернул руку и щелкнул наручником. Вдвоем они согнули его к полу и наручники щелкнули второй раз. Сан Саныч попытался распрямиться, но рухнул на пол. Его руки были пристегнуты к нижней части кровати. Здоровяк беззлобно ткнул его ногой в бок: