Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Из СССР в Россию: путь длиной в пятьдесят лет

Вот тут и появились золотые кредитные карточки начальника пароходства, персональные зеленые мерседесы и прочие атрибуты, так гармонично вписавшиеся в деятельность вчерашних честных и преданных партии совслужащих, а сегодня – уважаемых и активных деятелей независимой Украины…»

Анатолий Фока. Честь и слава нашего курса, как и Вадим Руденко, и Володя Шевяков, вошедшие в историю советского морского флота.

Простите меня, мореходы за то, что меня не было с вами. Но пусть услышит Саня Палыга, бросивший мне когда-то в кубрике:

– Что ты все других цитируешь? Ты свое придумай, тогда и выступай!

Я придумаю, Санёк. Дай срок. Я обязательно придумаю!

Под дудочку ласкового проповедника Вадима Чурбанова, приславшего мне тот самый номер «Комсомольской правды», я порвал с судьбой морского бродяги и начал все заново. В трудовой книжке появится запись: «Отозван в распоряжение ЦК ВЛКСМ».

Москва! Живу в гостинице «Юность», в ЦК рядом с двумя Чурбановами (Вадимом и Юрием, будущим мужем Галины Брежневой) готовлю культурный десант на ударную комсомольскую стройку в Каратау, Южный Казахстан. В ушах звучит: «Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги…» Туда, туда строить прекрасные города будущего! А какое же будущее без библиотек, без кинотеатров, без музыкальных школ, без спортзалов, без плавательных бассейнов, без молодежных клубов, театров и театральных студий, без социальной активности? Там твое место, парень. Если не трус. Кто трус? Я? Да я… Да голубые ж города…

Вадим посмеивался, подначивал:

– Проверь себя, моряк, чего стоишь…

Проверяю. Сюда, в наш кабинет на четвертом этаже неприметного здания на Маросейке, приходят актер Кирилл Столяров, знаменитый киновед Ростислав Юренев из ВГИКа, скрипач Андрей Корсаков из московской консерватории, студенты библиотечного института, и мы с разной степенью понимания обсуждаем идеи Вадима о клубной работе как массовой форме духовного развития свободной личности. Вадим поглядывает со стороны, не вмешиваясь. Я чувствую, что в моей жизни происходит, наконец, что-то важное, судьбоносное, и не верю своему счастью. Вдруг проснусь и…

Но просыпаюсь уже в рабочем поселке Чулактау, недавно переименованном в город Каратау посреди казахских степей. Здесь с 1946 года согласно Генплану СССР строился и не достроился комбинат химических удобрений. Брошен был долгострой за недоглядом. Теперь он стал «жемчужиной сельского хозяйства». Так назвал недавно Хрущев этот фосфоритоносный бассейн в Джамбульской области. Сказано-сделано. И возобновилось строительство и шахт и горнообогатительного комбината, для чего понадобились срочно рабочие руки. Стройка торжественно была объявлена всесоюзной комсомольской, призыв партии был услышан, и население маленького поселка сразу выросло раз в десять. Вот и я здесь.

Каратау с воздуха открывается красной от мака безграничной степью, потом неожиданно появляется небольшое озеро и, наконец, строй обесцвеченных солнцем пятиэтажек, сходящихся к площади, где вместо церкви, как в европейских городах, еще свежих в памяти, стояло странное сооружение. Странным его делало, пожалуй, полное отсутсвие зелени на площади и вдоль домов. От чего и возникло вдруг совершенное неуместное ощущение безлюдности и безжизненности.

Сооружение на площади оказалось клубом «Горняк», единственным культурным заведением на весь поселок. Позже будет обнаружен городской парк, второе после толчка, вещевого рынка, популярное место, где собираются в свободное время каратаувцы. Парк с речушкой Тандинкой мог бы быть культурным центром, если бы не был так запущен рудкомом, у которого он стоял на балансе. Волейбольная площадка без сетки, одинокие футбольные ворота, закрытый летний кинотеатр, качели заперты, кажется навечно, одинокие деревья без дорожек между ними, земля вытоптана, здесь живут люди в полуразрушенных хибарах. И одинокий сторож без определённых занятий.

Ну, что ж, культуртрегер, посмотрим, как сможешь ты осушить это болото, растормошить его обитателей, сделать клуб культурным сердцем города, задающим ритм новой жизни. Как, еще не знал, но чувствовал, что вот сейчас оно и начнется. С чего? Ну, хотя бы с не чужого мне спорта. Нашелся хороший парень из Гурьевска, мастер спорта по гребле, с которым уже обсуждаем соревнование на байдарках на местном водохранилище, его называют здесь озером. Если получится из этого событие, сделаем проект оздоровительного лагеря комбината на этом озере.

Потом приедут московские студенты из ВГИКа и консерватории, и будем вместе строить будущее в отдельно взятом Каратау среди казахских маковых степей. Каратау, mon amoir! Так обращался я к красным макам до горизонта. И записывал в тетрадку программу культурного преобразования среды обитания.

Да, молодежного кафе, как в Одессе! Да, новые названия улиц! Да, клуб книголюбов! Да, совет старшеклассников! Да, соревнования шахматистов с призом победителю в виде поездки в Москву! Да, детские игровые площадки, а может быть и стадион…

У Горкома партии. Первые дни.

Оглядевшись и обустроившись в комнате рабочего общежития, пишу в Одессу Ирке, Лёне, Саше – поэтам и художникам. Вас здесь не хватает, ребята! Мы здесь сеем доброе, вечное. Без доброго и вечного, зачем им эти фосфориты?

Откликнулся Леня Мак. Но, увидев пыльную улицу пятиэтажек, просвистел мимо. Нашел где-то в степях конезавод. Решил объезжать скакунов вместо того, чтобы возвышать людей своей поэзией. Ну, и дурак. Потом собрались Саша Ануфриев с товарищем, из тех самых одесских авангардистов, за которых я когда-то в одесском Горкоме схлопотал выговор. Прилетели в Москву, поселились рядом в «Юности», разузнали подробности, получили командировочные удостоверения ЦК ВЛКСМ и билеты на самолет до Алма-Аты и в последний момент слиняли в неизвестном направлении. Вадим хотел объявить всесоюзный розыск, да я отговорил: что с них взять? Свободные художники…

Зато на призыв сеять прекрасное в казахских степях вдруг откликнулась моя школа, два самых необыкновенных человека оттуда – Ольга Андреевна Савицкая и одноклассница Бэлла Дадеш. Узнав про мой выбор, любимая учительница купила билет и приехала поездом дальнего следования. Это ж надо так верить тем, кого она воспитала! Увидела и благословила. Приехать-то она приехала, только работа ей нашлась лишь в Алма-Ате…