Валерий Кормилицын - Держава

Днём, после нескольких докладов министра внутренних дел, послала супругу ещё одну телеграмму: «Приказала Максимовичу твоим именем, запретить Дмитрию выезжать из дому до твоего возвращения. Замешан главным образом он. Тело ещё не найдено».

От императора ей пришло сообщение: «Возмущён и потрясён. В молитвах и мыслях вместе с тобой. Приеду завтра в 5 часов».

Вечером Протопопов доложил по телефону, что с наступлением темноты поиски в реке пришлось прекратить, но утром они вновь возобновятся.

Днём, около одной полыньи, увидели примёрзшую изнутри подо льдом шубу.

– Ваше превосходительство, кажись, нашли, – весело заорал генералу городовой.

– Ну, слава Богу, – перекрестился тот. – А то уже зябнуть начал. Пойдёмте, Банников, обследуем находку.

В полдень, на берегу реки у Петровского моста съехались власти. Особую активность проявлял сконфуженный министр юстиции Макаров.

– Попов, сворачивайте своё дознание, потому как я приказал начать судебное следствие, и своими действиями вы будете мешать следователю Середе и прокурору палаты Завадскому.

Подъехал и немного выпимший для укрепления нервов Протопопов.

– Добрый день, коллега, – поздоровался с министром юстиции. – Вы на тридцать шесть часов умудрились опоздать с началом судебного следствия… Не знаю, что там середа, но предполагаю, что вторник станет вашим последним днём на ниве отправления правосудия, – нагло уставился на Макарова Протопопов.

– Вы, батенька, хам, – разозлился министр юстиции. – Но, скорее всего, окажетесь правы…

– Александр Александрович, без обиды… Такая уж ваша планида отвечать за чужое похмелье. В декабре двенадцатого года вас отправили в отставку после Ленской стачки… Теперь вот – Распутин. И тоже декабрь… Ваш несчастливый месяц.

Министр внутренних дел как в воду глядел. Во вторник, 20 декабря, Макаров получил отставку.

В понедельник вечером, 19 числа, царица с дочерями встречали супруга и отца в Царском павильоне станции Александровская.

Как нарочно, ударил крепкий мороз и, несмотря на трагическое известие, полученное днём от министра внутренних дел, что тело старца нашли, им приходилось пританцовывать и хлопать в ладоши, дабы хоть немного согреться.

На дебаркадер подъехали два исходивших паром мотора в окружении десятка конвойцев, сидящих на беспокойных жеребцах, от которых тоже валил пар.

Николай с сыном, в сопровождении Воейкова, бодро вышли из вагона и расцеловались с семьёй. И всё это молча, без слов, пряча печаль и стараясь не подавать виду, что сильно расстроены.

Лишь в салоне авто Александра прижалась к царю и горько разрыдалась, тут же попытавшись взять себя в руки.

Николай, целуя жену и тихо произнося слова утешения, вытер ей глаза платком.

Дома, в Александровском дворце, когда поднялись с мужем на второй этаж в Сиреневую гостиную и остались ненадолго наедине, императрица прижалась к нему, обхватив за шею и расплакавшись навзрыд, без конца повторяя:

– Днём нашли тело Григория. Они убили его… Наши родственники убили его… Что же теперь будет с нами и нашим маленьким?..

Немного успокоившись, подошла к столу у кушетки, и, взяв два исписанных листа, протянула супругу.

– В голове не укладывается, что представители царского и княжеского родов способны лгать своей императрице. Один поклялся именем князей Юсуповых, а Дмитрий – именем Господа Бога, что не принимали участия в убийстве Старца, хотя их участие в преступлении полностью доказано свидетелями.

Николай вслух прочёл записку с объяснениями князя Феликса Юсупова: «Ваше Императорское Величество. Спешу исполнить Ваше приказание и сообщить Вам всё то, что произошло у меня вчера вечером, дабы пролить свет на то ужасное обвинение, которое на меня возложено. По случаю новоселья, ночью 16 декабря, я устроил у себя ужин, на который пригласил своих друзей, несколько дам. Великий князь Дмитрий Павлович тоже был. Около 12 часов ночи мне протелефонировал Григорий Ефимович, приглашая ехать с ним к цыганам. Я отказался, говоря, что у меня самого вечер и спросил, откуда он звонит. Он ответил: «Слишком много хочешь знать», и повесил трубку. Вот всё, что я слышал в этот вечер о Григории Ефимовиче. Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать Вам, как я потрясён всем случившимся, и до какой степени мне кажутся дикими те обвинения, которые на меня возводятся».

Письмо Дмитрия было ещё более лживым.

– Чтоб отпрыски первых родов России так цинично лгали… Причём императрице… Клялись на портрете матери и иконе, как сделал это наш воспитанник Дмитрий, любимый мой племянник, – ошеломлённо произнёс государь. – Полнейший нонсенс… Мне стыдно перед Россией, что руки моих родственников обагрены кровью.

Поздним вечером он принял министра внутренних дел Протопопова. Не перебивая и не задавая вопросов, выслушал его доклад по убийству Григория Распутина. Министр также доложил, что общественность восторгается патриотическим актом великого князя, Юсупова и неадекватного Пуришкевича, который иногда на заседаниях Думы вставлял в ширинку красную гвоздику и ходил по залу, беся левых депутатов и веселя правых. Но как начальник санитарного поезда он выше всяких похвал, а гвоздика, думаю, лишь эпатаж… Подражание модному сейчас декадентству… В поведении и литературе. Один из поэтов, Маяковский, как мне донесли, в жёлтой женской кофте читает стихи перед публикой… По-русски сказать – тривиальный выпендрёж и желание шокировать толпу.

«Трепова следует срочно менять, – неожиданно для себя пришёл к выводу государь. – Недопустимо, чтобы глава правительства информировал Родзянку и Гучкова о секретных решениях, принимаемых на заседаниях Совета министров. Это его моральная жёлтая кофта или гвоздика в ширинке… То, чего не должно быть… А заодно нужно отправить в отставку и министра юстиции, – пришёл к заключению государь. – Слишком «пляшет» перед великими князьями».

Отпустив министра, коротко пересказал его доклад жене, находившейся в соседней комнате, где была библиотека.

– А вот что передал мне книгохранитель, Василий Васильевич Щеглов, – протянула мужу тонкую чёрную кожаную папку, и щёки её от негодования пошли красными пятнами. – Копия телеграммы моей сестры Эллы великому князю Дмитрию, – наизусть произнесла текст: «Только что вернулась, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного». – У меня нет больше сестры. Успокаивает и поддерживает не меня, потерявшую близкого Друга и молитвенника, а поддерживает его убийц… Ведь знает, что Слово Старца продляло жизнь моему сыну, – разрыдалась она. – Что теперь будет с нашим мальчиком без молитвенника?