Марина Смелянская - Странствующий оруженосец

Монах лег животом на стол, и приблизил раскрасневшееся и потное лицо к ухмыляющейся физиономии Жака:

– Надо бы ее изловить да испытать. Петлю с камнем на шею привязать, в мешок посадить да в воду кинуть. Ежели всплывет – ясно, ведьма, вешать тогда или на костер, а потонет – значит, невиновна.

Тут Жак не выдержал и рассмеялся, держась рукой за сердце.

– Ну, насмешил святой отец! Образованный человек, современный, христианин, а такую чушь городишь. Уж на что я – простак простаком жизнь прожил, грамоте не обучен, а в ведьм всяких да оборотней не верю. Не много ли ты эля выпил?

– Ну и зря, – отец Фелот был заметно обижен, – про ведьм знать надо. Вот что ты станешь делать, если к тебе кто-нибудь подойдет да клок волос острижет?

– Да ничего не буду. Мало ли у кого какие причуды, а приставать начнет – барону Александру пожалуюсь или бальи…

– Так вот и здоровьем можно поплатиться, и жизнью. Попадут волосы твои, ногти или кровь ведьме, сделает она себе куколку восковую с твоими волосами и давай иголками колоть. А у тебя суставы крутит, сердце колет… А голову игрушке этой отвернет – и конец тебе. Вот так-то, – отец Фелот победно посмотрел на Жака и сделал длинный глоток. – Сильная ведьма так может целую деревню извести. Или вот вампиры…

– Ах, оставь, святой отец, не хочу я такие ужасы на ночь слушать, – запросил Жак, а монах злорадно ухмыльнулся:

– Страшно? Ладно, не буду тебя пугать, помни только, против этого дьявольского отродья одно средство есть – заступничество Святой Матери нашей Церкви. Один станешь с ними бороться – пропадешь.

– Все, все – замахал руками Жак. – Лучше налей-ка мне еще травок твоих чудесных, – и с усмешкой, правда, несколько натянутой, добавил: – Видать, кошечка наша куколку царапает коготками…

Отец Фелот, сияющий от удовольствия – все ж таки подействовало предостережение! – отошел к столу, заваленному посудой, и стал возиться там с котелками. Жак прикрыл глаза и уже начал незаметно подремывать, как вдруг в полусон ворвался оглушительный звон и последовавшая за ним нечестивая брань.

Разбуженный дребезгом упавшего медного котелка Мишель вынырнул из-под плаща, недовольно оглядел хижину, щуря глаза от света, и хриплым сонным голосом произнес:

– Сами не спите и мне не даете! А завтра у меня поединок…

Утро выдалось на удивление ясным и теплым. Проснувшийся ни свет, ни заря Жак, так и не сумевший толком уснуть после ночного разговора со святым отцом, нынче раскатисто храпевшим прямо за столом перед недопитой кружкой пива, вышел из дому и с радостью увидел прозрачное синее небо в легких разводах перистых облаков и просвечивающие сквозь ветки солнечные лучи. Разбуженный стуком топора – Жак решил нарубить дров в благодарность отцу Фелоту за кров и ужин, – отшельник, кряхтя и потирая затекшую спину, выбрался на двор, глянул в небо и пробасил:

– Ну, вот, слава Всевышнему – погода наладилась… Глядишь, и весна настоящая наступит.

Мишель, грозившийся с вечера вызвать на битву все рыцарство герцогства Нормандского, немного поостыл и за завтраком к радости Жака подобных намерений не высказывал. Более того, он четко для себя определил, куда собирается направиться в ближайшее время. Для начала – к дядюшке, погостить да осмотреться, а заодно распространить имеющуюся у него репутацию задиры и храбреца не только на ближайшие окрестности, но, желательно, на всю Нормандию, а то и на целое Королевство Английское. Оглашать во всеуслышание свои мысли он не торопился, внушая тем самым Жаку призрачные надежды на спокойное будущее.

– Жак, едем к сиру Раулю. По дороге в Аржантан заедем, – этими словами Мишель и ограничился, посвящая слугу в свои планы ровно настолько, насколько счел необходимым.

Задерживаться дольше у отца Фелота не было смысла, да и сам монах высказал намерение отправиться в какую-то дальнюю деревню, проведать тяжело заболевшего ребенка и утешить его мать. Сборы были коротки, не затянулось и прощание – отец Фелот небрежно и торопливо перекрестил Мишеля и Жака, пробормотал невнятное напутствие и, повернувшись к ним спиной, дал понять, что разговор окончен. Мишель, привыкший к причудам святого, даже и не подумал обидеться на такое обращение, а только мысленно прочитал короткую молитву собственного сочинения и выправил уже зашагавшую куда-то по своим делам лошадь.

Некоторое время путники ехали в молчании, наслаждаясь солнечным теплом, вдыхая грибной аромат опрелой листвы, слушая радостный гомон птиц. Лес будто очнулся от серого сумрака; деревья стояли прямые, вытянувшиеся в напряжении ожидания, расчертив небо тоненькой сеточкой веток – на фоне светло-голубого неба был отчетливо виден каждый отросток, каждая вздувшаяся почка; и все замерло, не двигаясь.

– Странные вещи говорил мне нынешней ночью наш святой отец, – осторожно заговорил Жак.

– На то он и святой… – рассеянно бросил Мишель и тут же добавил, заинтересовавшись: – А что такое?

Жак помялся, покашлял, подбирая слова, и, наконец, тихо сказал:

– Святой должен благие вещи произносить, а он вместо того меня ведьмами да вампирами всю ночь пугал…

Мишель развернулся, посмотрел на смущенного слугу и рассмеялся:

– Отец Фелот человек мудрый, Писание знает лучше меня, тебя и отца Дамиана, вместе взятых.

– Да если бы он Писание цитировал… – крякнул Жак и поерзал в седле. – А то ведь рассказывал, будто видал, как ведьма на его глазах в кошку обратилась, а потом предложил нашу кухонную, ну эту, как ее там девицы кликали… черно-белая такая кошечка… утопить!

– Это еще зачем? – удивился Мишель. – Ну, помню я эту животину – она мышей ловила и в дырку возле стены складывала про запас, наверное, – тут он прыснул со смеху, пригнувшись к лошадиной гриве и с трудом проговорил сквозь хохот: – Я как-то этих мышей в кухарку с помощницами швырнул, то-то визгу было!

– Шуточки эти, милость ваша… – проворчал Жак, не без содрогания припомнив, как стряпуха Эльза – здоровенная рыжеволосая деваха – целый вечер сотрясала кухонные своды проклятиями.

– Так что там святой отец задумал с кошечкой нашей сотворить? – напомнил Мишель.

– Испытать он ее хочет. Видите ли, объявилась она у нас ровно тогда, как та ведьма лесная в кошку превратилась, вот он и задумал утопить ее в мешке. С камнем на шее. Выплывет – ведьма, потонет – невиновна. Где ж это видано, чтобы над полезной животиной так измывались? Глядишь, и до домовых доберется!..

– Домовых трогать не дам, – серьезно сказал Мишель. – Они хорошие, я одного видал еще в детстве, это – на счастье. Еще бы услышать, как они разговаривают…

– Нашему Фелоту дай только волю – он и кошек передушит, и домовых изведет. Нечисть, мол, языческая, а все кошки – ведьмы, – продолжал ворчать Жак.