Далия Трускиновская - Сыск во время чумы

– Его сиятельство – иное дело, да только принимать некому. Французенка умом повредилась. Хотя девка видная.

Архаров глянул на Левушку с некоторой укоризной – из-за бешеной девки подпоручик Преображенского полка в панику впал, как малое дитя, которому пальцами козу показали. Шварц же пригнулся и бесшумно проскользнул под самыми окнами, поспешил, прихрамывая, вдоль желтой стены. Дойдя до флигеля, повернулся, оценил, насколько стенка флигеля просматривается из узкого окна, и сделал повернувшемуся к нему Левушке два знака: палец к губам означал молчание, жест ладонью – просьбу подвинуться и заслонить. Левушка шагнул к Архарову и встал плечом к плечу, давая Шварцу возможность быстро пересечь опасное место и скрыться за углом.

– Более никого? – уточнил Архаров.

– Более никого. Господа вернутся, как моровая язва пройдет. Я сижу, не вылезаю, до храма Божия – и то добежать опасно, тут Богу молюсь. И ружье заряженное всегда при мне.

– А французенка?

– Тоже не выходит, боится девка. Нам господа оставили муки, круп, масла конопляного и макового, луку, капусты квашеной… – сторож принялся перечислять припасы.

– На двоих хватает?

– Благодарение Богу, хватает.

Архаров, не понимая Шварцева замысла, уже не знал, о чем толковать со Степаном. На помощь пришел Левушка – спросил о барышнях Ховриных, юных графинях, которых, оказывается, вспомнил – был с ними в каком-то непонятном свойстве через цепочку троюродных дядьев, теток и чьих-то жен от второго брака. Сторож обрадовался знакомым фамилиям, и какое-то время они выводили это свойство во всех его запутанных подробностях.

– Пойдем, Тучков, – сказал наконец недовольный таковой тратой времени Архаров. – Будь здоров, дядя Степан, не скучай. Иным разом заглянем. Поручение у меня было для твоих господ – да какие уж теперь поручения.

Левушка и Архаров сошли с крыльца и, обогнув круглую клумбу, поросшую бурьяном не хуже чумного бастиона, вышли на улицу.

– Чертов немец! – с чувством сказал Архаров. – Сбежал, будь он неладен! Получил от нас, чего желал, и мы ему более не надобны.

– Так ведь и мы получили, – возразил Левушка. – Марфины-то слова он на русскую речь переложил? Переложил.

– А что толку? Церквей на Москве – сам знаешь сколько. Сорок сороков! И сидит за некой церковью некий Герасим, и ему велено поклониться от Марфы полуполтиной!

– Может, нищий? – предположил Левушка.

– Не люблю я это сословие. Да и кто пойдет спрашивать нищих об имени? Они свои имена и сами, поди, давно забыли!

– За церковью… – произнес задумчиво Левушка. – Нет, это не нищий, нищие перед храмом обычно сидят. А что может быть за храмом? Кладбище разве что?..

– Мало нам было привидений, теперь ты собрался любезничать с покойником? – спросил Архаров.

И тут появился Шварц.

– Вынужден признать вашу правоту, сударь, – заявил он Архарову. – В особняке доподлинно кто-то скрывается. И это не женщина – я слышал шаги и мужские голоса. Полагаю, сторож для того столь длительно и охотно с нами беседовал, чтобы дать злодеям время укрыться. И теперь придется несколько подождать, прежде чем брать их логово, не то при первом знаке опасности сбегут и так спрячутся – с собаками не сыщешь.

– Так чей это, получается, особняк? – спросил Архаров.

– Графов Ховриных, – отвечал Шварц. – Я знаю, что это за семейство. Все подтверждается. Граф с графиней и с детьми еще в августе уехали в подмосковную – тогда уезжали все, кто ранее не догадался. У них доподлинно две младшие дочери, к которым приставили француженку учить французскому и на клавикордах. Сдается, сударь, ваш подчиненный видел в особняке именно французскую учительницу. Есть еще старшая дочь, замужем за Полтевым, и наследник, молодой граф, Михайла Иванович.

– Уехали, а француженку забыли, – задумчиво произнес Архаров. – Скотство это.

– Скотство, – подтвердил Шварц. – Да только с перепугу. Так-то они ее хорошо содержали и платили изрядно. А, может, и не только с перепугу. Сказывали, будто с молодым графом спуталась. Так что старая графиня тут прямой расчет имела: забыть девицу в пустом доме, авось сгинет, и одной заботой у нее станет меньше.

– А что за молодой граф? – как бы рассеянно полюбопытствовал Архаров. – И где он обретается?

– Да там же, в подмосковной, поди, – с таким тонко преподнесенным пренебрежением отвечал немец, что Архаров, глядевший себе под ноги, вдруг поднял глаза и уставился на него исподлобья.

Они поняли друг друга без слов – молодой граф не служил, он жил при родителях, уж как-то его избавили от военной обязанности, не подумав о том, что не служить для дворянина – бесчестье.

– Здоровьем хвор, что ли? – стараясь соблюсти беспристрастность, спросил Архаров.

– Я не имел чести беседовать с его докторами, – преспокойно отвечал Шварц. И тут они тоже поняли друг друга – молодой граф Ховрин, надо полагать, был здоров, как молодой бычок.

Общая картина Архарову была понятна. Когда в одном доме живут недоросль и девица, занимающая особое помещение, добра не жди. И о чем только думают дуры, попав в богатые дома? Нешто не видно, что на страже сыночка стоит благоразумная маменька, которая если даже и допускает интрижку, то тщательно следит, как бы оная интрижка не получила избыточного развития? Нешто не ясно, что гувернантка, пусть даже божественно играющая на клавикордах, не пара графу Ховрину? Музыка – одно, фамилия – другое.

Левушка молча шел рядом, тоже глядя себе под ноги. Вдруг он повернулся к Архарову.

– Сорок сороков – это по всей Москве! А Марфа – толстая!

– Ну и что с того? – откровенно удивился Архаров.

– Она далеко бегать не станет! Рябая оклюга где-то поблизости! Тут же, поди, в Зарядье!

– И тут храмов тоже немало, – возразил Архаров. – Карл Иванович, ты во всяком деле порядок любишь. Сколько в Зарядье и поблизости Божьих храмов?

Немец задумался, и Архаров увидел, что он потихоньку загибает пальцы. От этого тихого движения сделалось страшно – он ведь и впрямь считал известные ему церкви и церквушки!

– Да будет тебе! – прекратил он это нелегкое занятие. – Тут без мортусов не обойтись. Только они, может, и знают, который из храмов именуется рябой оклюгой.

– Благоразумнее всего побывать на бастионе вечером, когда они там собираются для переклички и ночлега, – сказал Шварц.

Архаров кивнул.

С тем они и расстались, в общем-то довольные продолжением знакомства. Хотя и Архаров не узнал, где искать сведения о трех меченых рублях, непостижимым обраом встретившихся у него на тюфяке, и Шварц не видел пока способа накрыть мародеров в их гнезде.

Но вечером выбраться на чумной бастион не удалось.

Архаров напрочь забыл, что на 4 октября было назначено отпевание покойного митрополита. Граф Орлов принялся готовиться к этому событию, в еропкинском особняке началась суматоха, и мортусы вспомнились уже ночью. Архаров с Левушкой решили, что за ночь рябая оклюга никуда не денется, постановили ехать на бастион сразу после отпевания и заснули.