Сергей Кулешов - Любовь и утраты

В 7.00 18 марта 1965 года стартовала ракета с кораблём «Восход-2».

Ракета дрогнула. Пошла. Стала нарастать скорость. Со скоростью росла перегрузка. Вышли на орбиту. Беляев доложил, что полёт проходит нормально, штатно, отклонений нет. На втором витке Павел с пульта управления открыл шлюзовую камеру, и Алексей стал перебираться в неё. Всё это они не раз проделывали на тренажёре; макет космического корабля был установлен в самолёте, который, совершая движение по синусоиде, на некоторое время создавал условия невесомости. Но это было совсем не то, что реальный космос. В скафандре совершать различные эволюции неудобно и тяжело. Наконец Алексей втиснулся в шлюзовую камеру, и где-то над Египтом Беляев, закрыв внутренний люк, начал разгерметизацию камеры. Пока всё шло штатно. В 11:32:52 Павел открыл наружный люк шлюзовой камеры, и в 11:34:51 Алексей Леонов выплыл в безвоздушное пространство. Беляев прокричал в эфир: «Внимание! Человек вышел в космическое пространство! Человек вышел в космическое пространство!» Тем временем Леонов, связанный с кораблём пятиметровым фалом, оттолкнулся от корабля и стал удаляться. Отлетев на длину фала, Алексей, выбирая его, подтянулся к кораблю. Так он проделал пять раз: удаляясь и возвращаясь. А ещё надо было снимать Землю камерой. Между тем под ним проплывали Чёрное море, Кавказский хребет, Волга, Иртыш, Енисей. Оказалось, что проделывать эволюции в открытом пространстве совсем не просто. Очень скоро он почувствовал проявление тахикардии; тахипноэ поднялся выше нормы почти в два раза, начала нарастать гипертермия.

Всё, пора было завершать эксперимент. Алексей с трудом смотал фал и вернулся к кораблю. Но тут-то его и подстерегал сюрприз. В открытом пространстве скафандр раздулся. Такой вариант на тренировках не предусматривался. По инструкции Алексей должен был войти в шлюзовую камеру ногами вперёд, но теперь тактику следовало менять: войти в камеру он мог только головой вперёд, втянув себя руками. Но и так не получалось. Необходимо было снизить давление в скафандре. Это было опасно. И не просто опасно – смертельно опасно: он мог потерять сознание, и тогда – конец. Павел не сможет прийти ему на помощь, потому что внутренний люк открывается и закрывается только с пульта управления. Надо что-то делать.

– Паша, ты слышишь меня?

– Слышу. Давай входи, время.

– Не могу войти. Скафандр раздуло.

– Какие предложения? – голос Павла был спокоен, он понимал: начать нервничать, не дай бог поддаться панике – это может привести к трагедии.

– Буду снижать давление.

– Не выдержишь, – всё так же спокойно, будто о будничном, сказал Беляев.

– Другого пути нет. Не войти, значит, погибнуть наверняка, а так есть ещё шанс.

– Решение за тобой.

– Я уже решил.

– Только не спеши. Снижай понемногу.

– Есть, командир.

Алексей стал снижать давление. Снизил с 0,4 до 0,33. Протиснуться не получалось. Нужно было снижать ещё. Снизил до 0,31. Мало. 0,29. Надо ещё чуть-чуть. 0,27. Кажется, дело пошло. Ухватился руками покрепче, стал втягивать себя в шлюзовую камеру. Вошёл! В шлюзовую камеру он вошёл в 11:47:00. Теперь необходимо закрыть наружный люк. А для этого развернуться на 1800. Как? Диаметр шлюзовой камеры всего-то один метр, а он в скафандре. Делать нечего, надо корячиться. И он корячился. Всё-таки ему удалось перевернуться. В 11:48:40 закрыл наружный люк. Сколько же на это ушло времени? Подсчитал. Оказалось, одна минута и сорок секунд. А показалось – вечность. Через три минуты, где-то над Якутией, начался наддув воздуха.

Потом, когда Алексей докладывал всё поминутно и посекундно, на этом месте доклада Тимофей вспомнил Машу. «Наддув». Ей, наверное, тоже сейчас делают «наддув», которого она так боялась. Но отвлекаться было нельзя. Он прочтёт, конечно, всё это позже в письменно оформленных протоколах, но когда слышишь с голоса, ощущения совсем другие и совсем иначе понимается всё то, что переживал космонавт. А Алексей по-прежнему спокойно, ровным голосом, как о прогулке в весеннем лесу, докладывал обо всём, что должен знать Главный.

Глаза заливал пот. Ни черта не было видно, в нарушение инструкции, ещё до окончания заполнения шлюзовой камеры воздухом, он открыл шлем и протёр глаза. Это могло кончиться плохо. Но таков уж он, не боялся рисковать. Открылся внутренний люк. Он вошёл. Всё! Он дома. Оказалось, что в открытом пространстве он был всего двенадцать минут и девять секунд. Всего! Поди, попробуй! Отстрелили шлюзовую камеру. И обнаружилась, что в результате температурных деформаций в люке образовалась щель, началась разгерметизация. Автоматическая система отреагировала мгновенно, увеличив подачу кислорода. Это было уже за гранью. Это создавало угрозу взрыва и, как результат, – гибель. Спасло чудо. Уже в состоянии кислородного отравления Алексей включил подачу воздуха из резервных баллонов, и концентрация кислорода стала снижаться, а через семь часов утечка была устранена выдавливанием элементов корпуса изнутри избыточным давлением.

Посадку планировалось произвести после семнадцати витков в автоматическом режиме. Но беда не приходит одна. Система автоматической посадки корабля отказала. Беляев перешёл на ручное управление. Это программой полёта не было предусмотрено и резко меняло всю ситуацию. Во-первых, приходилось делать лишний виток, а это означало, что они не смогут приземлиться в заданном районе; во-вторых, иллюминатор расположен так, что из него не видно Земли, приходилось вспоминать карту звёздного неба и ориентироваться по небесным светилам; в-третьих, кресла располагались так, что были повёрнуты на 900 относительно пульта управления, и из-за этого ручное управление становилось невозможным, если не отстегнуться – что категорически запрещено правилами, – то есть если космонавт находится, как и положено, в кресле «по-посадочному». Беляев отстегнулся, сориентировал корабль, подготовил включение тормозной двигательной установки и вернулся в кресло. Пристегнулся. Всё это было за гранью, всё это было грубейшим нарушением инструкций. Павел включил ТДУ. На это ушло двадцать две секунды. Но кто бы знал, какие длинные бывают эти секунды. А между тем они имели реальное исчисление, выразившееся в перелёте на 165 километров к северо-востоку от заданного места назначения, и посадка совершилась далеко от того места, где планировалось. Сели в 75 километрах северо-западнее города Березники Пермской области, в заснеженной тайге. До Перми – 200 километров.

Откинув люк, они выбрались наружу. Из скафандров вылили по нескольку литров пота. Развели костёр, стали выстукивать морзянкой SOS. Двое суток находились в тайге. Их сигнал принял радиолюбитель и передал в Центр управления. Вылетевший за ними вертолёт не смог приземлиться в тайге. Пришлось готовить специальную посадочную площадку в девяти километрах от места приземления космического корабля. На это ушёл ещё день. До вертолёта шли на лыжах из последних сил. МИ-6 доставил их в Большое Савино, а вечером 21-го они были на Байконуре.