Алексей Виноградов - Первый полицейместер. Антон Де Виер – окружение и эпоха: Три Анны

«Magna Charts, with all its sublime provisions, seemed thus naturalized upon Russian soil. The homo liber of the Norman Latin in the English charter meant practically the same as the word, or noble, in the paper of the High Secret Council. So from the banks of the Thames Runny mead had been trans-planted to the bunks of the Neva. The 24 Norman barons who forced the submission of King John lived again, 515 years after, in the eight Russian lords who had secured the acquiescence of Anna. Inviolability of person and property, habeas corpus, trial by jury. hitherto the monopoly of distant English islanders, were now the guaranteed right of the Slav. The Slavic Empire, no longer autocratic, possessed a constitution.

Таким образом, Великая Хартия со всеми их возвышенными положениями казались натурализованными на русской земле. Homo liber на нормандской латыни в английской хартии означало практически то же самое, что и слово «благородный» в документе Высшего секретного совета. Итак, с берегов Темзы Раннимид пересаживали на берега Невы. 24 нормандских барона, которые вынудили короля Иоанна покориться, через 515 лет снова жили в восьми русских лордах, добившихся согласия Анны. Неприкосновенность личности и собственности, habeas corpus, суд присяжных до сих пор монополия далеких английских островитян теперь была гарантированным правом славян. Славянская империя, больше не автократическая, имела конституцию.

The announcement of this constitution was received with general indignant protest. Under severe penalties the High Council forbade the people anywhere to assemble j but they could not disperse and silence the crowds which got together all over Russia and denounced the new system. The Tsarina was put tinder guard and only partisans of the new order allowed to approach her. Thus the council hoped she might lie kept ignorant of the mounting tide of popular feeling. Yet the council found itself powerless despite its being entrenched possession of the government and despite the rank and wealth and personal influence of its member. On February 25. 1731, a zemski sobor a national assembly, dared to convene in Moscow. The eight hundred elected deputies belonged to the nobility, the clergy, the professions and trades, and the peasant class. They drew up a formal unit unanimous protest against the constitution. The Tsarina entered the hall and was greeted with frenzied shouts. «We will not let laws limit our Tsarina» «Let our Tsarina be an autocrat just likes her predecessors» The Tsarina calmed the tumult and adjourned the meeting. At the next session a formal petition was voted by the eight hundred for the reestablishment of autocracy. The council melted away. Autocracy reigned again as in all the days since the time of Ruric. Thus ended the first, if not the only, gennibe attempt at a liberal government in the Muscovite Empire. This is the most important, the most significant, event in the history of Russia.

Объявление этой конституции было встречено всеобщим возмущенным протестом. Под суровым наказанием Высший совет запретил людям собираться, где бы то ни было, но они не могли разойтись и заставить замолчать толпу, которая собралась по всей России и осудила новую систему. Царицу поставили под стражу, и подходить к ней позволяли только сторонникам нового порядка. Таким образом, совет надеялся, что может лгать, не обращая внимания на нарастающую волну народных чувств. И все же совет оказался бессильным, несмотря на то, что он прочно владел правительством, несмотря на ранг, богатство и личное влияние его члена. 25 февраля 1731 г. в Москве осмелились созвать земский собор. Восемьсот избранных депутатов принадлежали к дворянству, духовенству, разным профессиям, а также к сословию крестьян. Они составили формальную единицу единодушного протеста против конституции. Царица вошла в зал и была встречена бешеными криками. «Мы не позволим законам ограничивать нашу царицу» «Пусть наша царица будет самодержцем, как и ее предшественники» Царица утихомирила шум и закрыла собрание. На следующем заседании восемьсот голосов проголосовали за восстановление самодержавия. Совет растаял. Самодержавие снова воцарилось, как и во все дни со времен Рюрика. Так закончилась первая, если не единственная, попытка генералов создать либеральное правительство в Московской империи. Это важнейшее, самое знаменательное событие в истории России».

Сбор депутатов был назначен Петром II для составления нового Уложения.

1728. Ноября 23. Ceнатский. О подтверждении в губернии указами, чтобы избранные к сочинению Уложения офицеры и Дворяне явились в Москву немедленно, под опасением в противном случае отобрания в казну их поместий и вотчин. (ПСЗРИ. Т 8. 5548)

Почему Долгорукие не привели в действие свои вооруженные силы, как в 1729 году? Сами они объясняли это доверием к императрице и происками Остермана, ставшего во главе правительства.

«Противная партия, в лице графа Головкина, Остермана, Трубецкого, Черкасского, Салтыкова, графа Матвеева и других, действовала тайным образом…». (Пыляев М.)

Надо учитывать, что в Малороссии были дислоцированы силы Мекленбургского полка подчинявшиеся мужу сестры императрицы. В 1722 они были невелики, но кадровый состав оставался и к 1730 полк мог быть увеличен.

«1722 год. Февраль. 27-го, рано утром, был у меня мой старый друг, мекленбургский капитан Тиде. Я послал просить к себе еще капитана Шульца (нашего общего приятеля и даже родом мекленбургца), и когда он пришел, мы припомнили вместе всю свою старину. Между прочим я спросил, сколько осталось еще от нашего старого мекленбургского корпуса, в котором я сам несколько времени служил, и где он находится. Капитан Тиде отвечал, что, к сожалению, осталось так мало, что можно по пальцам пересчитать состав всех полков; находится же теперь корпус в Белгородской провинции, а Шверинский полк (в котором служит капитан Тиде) расположен по квартирам в городке Валуйках, верстах в 700 отсюда. Что же касается до теперешнего численного состава этого войска, то он следующий:

1) В Шверинском полку (где я служил прапорщиком) от прежних десяти рот, из которых в каждой считалось 120 рядовых, 3 барабанщика, 1 флейтщик, 11 унтер-офицеров и 4 обер-офицера, осталось только 120 рядовых, 20 унтер-офицеров, 3 прапорщика, 8 поручиков, 3 капитана (именно Тиде, Ланце и Малер) и 1 подполковник – Шак, командующий теперь всем корпусом.

2) Полк Флора, числом равнявшийся Шверинскому, состоит теперь из 130 рядовых, 28 унтер-офицеров, 26 поручиков и прапорщиков, 4 капитанов, именно Гемзера, Эммерсона, Шульца и Норманна, и 1 майора – Лепеля. Покойный генерал Флор (отец нашего посланника в Гааге), который был должен моему отцу 6 или 7000 рейхсталеров, незадолго перед своею смертью, когда уже многие оставили полк, произвел в офицеры некоторых унтер-офицеров.

3) От батальона Цюлау, состоявшего из 4 обыкновенных рот, осталось только 11 рядовых, 3 унтер-офицера, 2 прапорщика, 2 поручика и 1 капитан – Кирхманн, который, когда мы уезжали из Мекленбурга, передал ганноверским войскам отнятые у них при Вальсмюлене штандарты и при этом случае учтивым образом насмеялся над принимавшим их ганноверским офицером. Он был послан только с одним унтер-офицером и двумя рядовыми нашего полка на ганноверские форпосты, чтобы передать штандарты, и нашел там капитана с командою, которому, перед шлагбаумом, велел сказать, что просит командующего офицера принять отнятые у них штандарты. Когда тот явился, капитан Кирхманн тотчас увидел, с кем имеет дело, и объявил, что не отдаст штандартов иначе, как под расписку. Глупец ганноверец отвечал, что у него нет ни пера, ни чернил; но Кирхманн сказал ему, чтоб он взял хоть карандаш, а то уедет назад, и этим так подействовал на него, что он немедленно написал карандашом формальную расписку, под которую и получил штандарты. После Кирхманн представил ее своему герцогу и немало тому смеялся. Если б ганноверский капитан был храбрый офицер и понимал свое дело, то с бывшею при нем командою уж мог бы принудить мекленбургского и его спутников выдать штандарты и без расписки.