Константин Стерликов - Кара Булганака. Роман

– Ничего критического я пока не наблюдаю, – говорит Гусейнов, – мы пока на твердых позициях. Кроме самолетов неприятеля ничего нет. Не надо делать поспешных выводов и поддаваться паникерским настроениям.

– А если в нашем штабе уже выяснили, что на самом деле происходит, и смылись, не теряя ни минуты? – предполагает Расщупкина.

– Да, просто так они бы не побежали – поддерживает Муртазаева, – Не оглядываясь на своих подчиненных! Что-то тут не то…

– Что вы предлагаете, в этой ситуации? – обводит всех строгим взглядом Гусейнов.

– Надо произвести разведку нашими силами, и узнать реальную обстановку, -предлагает Муртазаева, – Если положение угрожающее, нам тоже оставаться здесь нельзя, тем более обезглавленными, без начальства. Мы не банда на самоуправлении, надо соблюдать устав!

Мы должны примкнуть к какой-то воинской части и быть там, где мы нужней. И самое главное – мы не можем рисковать жизнями раненых солдат. Наш и врачебный, и воинский долг – их спасти!

– Я готов в бой хоть сейчас! – загорается Миша, – Но если немцы попрут… нам не выстоять. На хуторе почти один медперсонал, в котором в основном женщины и часть легкораненых, кто может держать оружие. Вот и все наше воинство против танков, артиллерии и передовой отборной немецкой пехоты! Нас сомнут в два счета… Вокруг нас даже окопов нет! Палаточный лагерь. Конечно, мы может дать бой, но он будет первым и последним.

– Наши стрелковые части находятся на приличном расстоянии от хутора, – размышляет Муртазаева, – и что с ними сейчас, сказать трудно, вся информация очень противоречивая. И вычленить из нее рациональное достоверное зерно очень сложно. События, судя по всему, развиваются очень стремительно, и мы можем и не узнать о передвижении наших войск!

– Ладно, – вздыхает Гусейнов, – На всякий случай, подготовим все к отправке. Сколько у нас сейчас раненых?

– 39 человек, – отвечает Миша, – те, что с нами остались, и не отправлены в Керчь.

– А из медперсонала кто еще остался? – спрашивает Гусейнов.

– Хирург Буюк-ага и несколько медсестер… – докладывает Миша.

– А если фашисты внезапно здесь окажутся? – волнуется Расщупкина, – Как отбиваться будем?

– У нас только пистолеты… – грустно улыбается Гусейнов, – И к ним патронов всего ничего.

– У раненых, которые к нам поступали с передовой, оружия достаточно, – сообщает Муртазаева, – и гранаты, и винтовки есть, даже противогазы…

– Только полноценных бойцов нет – констатирует Расщупкина, – Я вообще стреляла два раза в жизни и то из охотничьего ружья.

– Миша! Возьми людей, приготовьте машины, заправьте полные баки, – командует Гусейнов, – пусть будут в «заведенном состоянии». Часть медикаментов и оборудования, пожалуй, загрузите тоже… Оставим для работы самое необходимое. Пока не выясним что…

В палатку врывается сержант в грязной оборванной форме.

– Вы кто? – строго спрашивает Гусейнов, – Что случилось?

– Нет времени на разговоры, – сухо бросает сержант, – товарищи врачи! Если не хотите к фрицам в плен, мотайте отсюда как можно быстрее…

– Почему мы должны тебе верить? – сомневается Расщупкина, – Может ты провокатор?

– Я прямо из окопов, вернее из степи… Там сущий ад! Немцы наступают, перемалывая все, что есть, со скоростью летящего снаряда! У вас всего часа три и они будут здесь…

– Кто-то вообще сдерживает их натиск? – негодует Гусейнов, – Почему нельзя фашистов остановить?

– А ты сам иди, попробуй! Там такое творится – не рассказать! Танки по всему горизонту, пехоты как саранчи… В небе «Юнкерсы» воют тучами, все небо в черных крестах! А у нас вся артиллерия разбита, самолетов – один, два пролетит и все! Говорят, все аэродромы разбомблены, горят! Связи между частями нет… Полный Апокалипсис! Степь голая… даже кустов нет, не говоря об окопах! Это уже не бой, массовый тотальный расстрел! Фашист как стервятник наши армии треплет и рвет на части! Конец всему…

– Значит, те солдаты были правы, когда говорили, что фронта больше нет, – печально заключает Муртазаева, – Все бегут, очертя голову… Что ж это творится на белом свете! Все рухнуло в считанные дни…

– А если помощь подойдет? – предполагает Миша, – Мы же не в изоляции еще?

– Товарищи дорогие! – почти с мольбой в голосе обращается сержант, – Уходите отсюда… Пропадете почем зря! Давайте вслед за нами и быстро!

Я не пугаю, я вам сообщаю реальную обстановку!

– А вы то, куда? – интересуется Расщупкина, – Дальше нас – море!

– В Керчь, к переправе! – сообщает сержант, – Там либо эвакуация, либо нормальная организованная оборона. Сообразим на месте…

– Уже насоображали, – злится Гусейнов, – три армии пошли в наступление, и все обернулось прахом! Это как вообще возможно?

– Никто не предполагал, что так будет! – отвечает сержант, – В тылу хорошо рассуждать! Что и как нужно было, а вы туда сходите, и сделайте выводы, что и как! Там люди целыми полками гибнут…

– Я свой долг исполняю как надо, – не утихает Гусейнов, – а вот что у вас, в штабе фронта творилось и чем думали, что довели людей до такой бойни… Это вопрос! Военным преступлением пахнет… Только вот генералов у нас не судят! А солдаты за их ошибки кровью, жизнью своей расплачиваются!

– Хватит дискутировать, товарищи! – обрывает Муртазаева, – Давайте за дело… Мы не должны допустить гибели госпиталя! У нас люди не пределе…

– Да теперь точно надо собираться, – суетится Расщупкина, – в путь-дорожку! Ничего нельзя упустить. Нужно все успеть! Я пошла… Надо всех еще осмотреть перед дорогой, может кого-то перевязать.

– Все не так, как было раньше, – задумывается вслух Гусейнов, – знакомая реальность и логика ломается… Что-то темное и странное наступает, я это чувствую! Привычная война, с ее законами, где все на местах, закончилась! Начинается что-то другое… И нам надо быть больше чем те, кем мы были раньше. Нас ждет совершенно непредсказуемая схватка. Что ж, в путь товарищи!

Май 1942 г. Аджимушкайские каменоломни.

Гусейнов проходит по мрачным запутанным коридорам, освещенным редкими мутно-желтыми электрическими лампочками. Подземные тоннели переполнены, наводнены военными и гражданскими… В каких-то местах просто некуда ступить и приходится пробираться в темноте сквозь живую массу. У всех измотанный вид и как странные пугающие маски, из темноты появляются угрюмые лица всех возрастов, от стариков до детей… Колышущееся море людей кажется ожившей пробудившейся Тьмой от древнего каменного сна. Все это шевелящееся столпотворение похоже на бурлящий зачаровывающий водоворот, утягивающий в глубину мрака.

Петляя по низким проходам, военврач наконец останавливается у ниши с часовым, за которым темнеет вход в охраняемое помещение, занавешанный плащ-палаткой. У Гусейнова проверяют документы и впускают внутрь. В полутемном каменном отсеке стоит высокий худощавый человек в сером плаще с полковничьими петлицами. У него усталый измотанный вид… В темноте тускло поблескивают стекла пенсне.