Николай Боровой - ВНАЧАЛЕ БЫЛА ЛЮБОВЬ. Философско-исторический роман по канве событий Холокоста. Том I. Части I-II

О да!.. Легкий и словно ласкающий, полный влаги и дурманящего сонма запахов порыв ветра, налетел со стороны виднеющегося за высоткой леска и кажется – ничего дурного не происходит, нет и вообще быть не может… Однако, прорвавшиеся во власти событий, словно поток лавы уносящие мысли говорят совершенно об ином… И уж если у каких-то мыслей есть право сегодня безжалостно гореть, выпаливать и целиком забирать душу и ум, то именно у тех, которые вдохновлены столь часто звучащим, полным противоречий словом «патриотизм»… Что же еще переживать в душе сейчас, в конце этого страшного дня, полного тревог и ощущения катастрофы, где-то вдалеке, скрыто от взгляда происходящих несчастий, кажется – обещающих самым трагическим образом затронуть всех и каждого… Этот день не предвещал ничего дурного, начинался предвкушением бесконечности важных и радостных, грядущих в ближайшем и более далеком будущем событий, с совершенно невероятного чуда и таинства соединения с женщиной, любовью к которой он жил чуть ли не весь прошедший год, а вот же… За короткий, словно в бреду или полусне промелькнувший день рухнуло всё, долгие годы казавшееся и бывшее незыблемым, мир и судьба всё очевиднее летят в бездну, а слово «завтра» начинает быть окутанным в душе и уме такой мглой тревоги и неведомых несчастий, что будто малый ребенок сожмешься от холода страха в животе… И о чем же еще есть право и долг думать, когда страна, без которой себя и собственной жизни ты не мыслишь, познала удар кажется страшнейшей из бед… Он очень много почувствовал и понял сегодня, под властью событий, которые словно бы вздыбили его вечно терзаемое нутро… Страшные и противоречивые чувства – под стать самим событиям, мучающим мысль вещам и дилеммам. Да, его многострадальная, с трудом обретшая двадцать лет назад свободу Родина, была в очень многом грешна и несправедлива, особенно в последние годы, когда с откровенным цинизмом потакала безумцам, которые ныне набросились на нее, старалась урвать побольше от их добычи, часто провоцировала их, но она не заслужила пришедшей к ней сегодняшним утром беды! И он, многие годы рисковавший обличать ее заблуждения и дела, подчас возмущающие совесть реалии, бывало лоб в лоб шедший против той патриотической истерики, которой конечно же всё это оправдывалось и покрывалось, сегодня утром ощутил себя плоть от плоти ее сыном, ненавидящим врагов, которые пришли на ее землю с насилием и смертью, готовым быть может взять в руки оружие и защищать ее. О, словом «патриотизм» могут слепить совесть и разум, заставлять совершать преступления, во имя химер идти умирать и убивать, дав политься лаве клокочущего в людских душах нигилизма, отрицания и «бунта». Этим словом могут оправдывать самое преступное и немыслимое, заставлять миллионы людей совершать подобное и будто не сознавать, не видеть истинной сути деяний собственных рук, творимого и покрываемого «всеми». Им, именно им, всегда и неизменно превращают народы и общества в совершающие преступления, покорные воле подонков стада, вытаптывающие всё, что способно «пробудить» и отрезвить, обнажить и раскрыть ответственность, обличить. Патриот скроет совершенное страной преступление, ибо «желает ей блага», а предатель и подонок обличит, заговорит о нем во всеуслышание! Патриоты едины во мнении, желаниях и целях, а предатели и подонки сомневаются в том, что для «всех» нерушимо! Родина и ее благо «над всем», во имя ее величия возьми в руки оружие и иди гибнуть и умирать, отнимать родину и свободу у кого-то другого – это мораль «патриотов», «настоящих» немцев, поляков, французов и эт цетера, а сомневаются в высшей ценности «народа и родины», смеют вякать что-то на счет свободы, справедливости, ценности жизни и человека лишь «сумасшедшие» и «подонки-предатели»! О да, это мы хорошо знаем, слыхали не раз, проходили! Что же… бездна, которая рано или поздно, неотвратимо приходит за этим, становится расплатой, только вот учиться на бывшем так недавно не хотят и вновь воцаряющиеся, подчиняющие толпу слепота и безумие, есть лишь следствие безраздельной власти над ней нигилизма – он думал так и убеждался в собственной правоте уже не раз!.. Лающий бесноватый ублюдок тоже требовал сегодня «жертвы во имя Великой Германии», от всех и каждого, слал на эту жертву миллионы и еще большее число безумцев вдохновлял поддержать его авантюру, и кажется – затеял такое жертвоприношение на алтарь «нации и патриотизма», которого еще не знали… И вместе с тем – настоящее патриотическое чувство может побудить обличать «квасной» патриотизм толпы и творимое, оправдываемое под его маской, насаждаемое в неотделимой от него, часто похожей на приступ массового безумия, лживой и ханжеской истерике, в которой всё словно бы становится наоборот: голос правды и критического разума объявляется «сумасшествием», а слепота и власть иллюзий превращаются в «норму», преступное негодяйство оказывается нерушимой моралью «всех», совесть же клеймится «предательством». А в страшные моменты, подобные сегодняшним, это чувство способно стать даже наверное готовностью умереть за свою страну и ее свободу. По крайней мере – в потрясении перед событиями он именно так чувствует сегодня. И есть она, эта настоящая, трепетная, зачастую подлинно героическая и жертвенная любовь к Родине, которая ничуть не требует противоречить совести, не перечит ценности жизни и человека, свободе и справедливости, беспрекословной верности правде, конечно же не имеющей «национальности» и «гражданства»! Даже наоборот – требует, побуждает, обязывает за всё это бороться, превращать в поле битвы каждодневные события и реалии, происходящее среди с детства знакомых улиц и городов, законы и нравы людей, социальные институты и пороги правительственных дворцов, короче – то, что есть Родина и зовется ею. И требует не пренебрегать совестью, свободой и правдой, справедливостью и ценностью человека во имя «блага собственного народа, Родины и своих», а свято блюсти это и разъяснять ослепшей и трусливой, спаянной в кулак и угрожающе мычащей толпе, что не может быть настоящего блага страны и народа там, где якобы необходимо против этого преступить. Есть она, настоящая любовь к родной стране как дому судьбы и месту, в котором единожды и навечно совершается неповторимая жизнь человека, где ляжет он сам однажды прахом, оставив дела и след, продолжат путь и непрерывную линию бытия человеческого его дети. И эта любовь побуждает желать и требовать, чтобы Родина, ставшая домом судьбы и неповторимой жизни страна была человечна и свободна, честна и справедлива. И потому – побуждает обличать преступления ослепшей толпы и властвующие над ней химеры, замыслы ведущих ее в бездну подонков. И точно так же, как заставляет человека ради всего этого рисковать, быть и идти против, нередко заплатить за дерзость чем-то очень серьезным, в час нагрянувшей беды может сделать его готовым на самое последнее – взять в руке оружие, скрепить сердце и быть готовым отдать собственную жизнь или отнять чью-то. И любишь свою страну – желай ей этого и именно потому, что любишь: одно не противоречит другому! Но как бы не любил ее – не может такая любовь встать над подлинно неприкасаемым и святым, потребовать предать совесть, плюнуть на свободу и справедливость, ценность личности и жизни каждого человека! И не могут «патриотизм» и «любовь к родине» ни стоять над всем этим, нерушимым и безусловным, ни требовать им пренебречь. Он кричал об этом в голос еще будучи простым доктором философии, с трудом добывшим себе степень и зависящим от воли вышестоящих полностью – делал так, рисковал и не боялся, а случилось бы заплатить – ни на секунду не сожалел бы. Он смел это в те времена, когда президента Республики, с боями на варшавских улицах захватившего власть, со звоном в интонациях, трепетом и придыханием называли «Маршал», пристально поглядывая при этом на выражение лица собеседника, и для оппонентов «великого маршала» и «отца нации», коммунистов и прочих, во имя нерушимости созданной тем Польши, которая должна простираться от Эльбы до Днепра и Черного моря, даже раньше немцев создали первый на континенте концлагерь. Увы – «патриотизмом» обычно называется как раз то упоительное, полное всеобщего экстаза и единения безумие толпы, которое требует во имя ее химер, преступных целей и замыслов власть придержащих, якобы «блага нации и страны», всем этим, подлинно ценным и святым пренебречь, пожертвовать. И внутри такого безумия, властвующей над толпой патриотической истерики, совершается и оправдывается, становится возможным самое невообразимое, подчас просто не вероятное… За этим громким словом, способным ввергнуть в истерику и экстаз, обычно стоит лишь попытка единением толпы задавить голос совести и разума, честный и критический взгляд на вещи, их не менее честную оценку. И конечно – замазать и заглушить правду реалий и происходящих событий, перед которой разум и совесть ставят. Так это было многие годы и в Польше, в родной и вправду до трепета любимой стране. И он уважает себя за две вещи – что в голос и ни с чем не считаясь, сколько дано было возможностей и сил говорил об этом, но не перестал ее до трепета и последней глубины души любить, и сегодня, с болью и чуть ли не слезами в глазах, в могучем порыве души чувствует, что возможно окажется готов в настающих обстоятельствах и бедах на самое последнее, так ему ненавистное и неприемлемое – идти умирать и убивать. А ведь на самом деле – совершенно противоположные вещи вмещены подчас в одно слово и оспаривают его истинный смысл… И под личиной «любви к родине» и «блага» для нее может торжествовать уродливое, губительное и преступное безумие, во власти которого льют реки и океаны крови, приносят невообразимые даже в кошмарах беды, топчут и уничтожают всё – и нерушимые, святые и вправду стоящие «над всем» ценности, и саму Родину, зачастую. Ведь еще ни разу не было так, чтобы самые немыслимые кошмары не приходили туда, где прежде, с истерикой и долгие годы, толпу обольщали химерами национального блага, величия и процветания, в конце концов добиваясь своего. А последний голос совести, трезвого ума и настоящей любви к собственной стране, к отпущенному судьбой дому, с пеной у рта клеймится «предательством», душится, заглушается и вымертвляется на корню, и когда достигают цели – наступает ад, заходится в экстазе кровавая и дьявольская пляска смерти, отрицания и «ничто». И обычно никто в конце концов не причинял собственным народам и странам большего горя, нежели «патриоты с пеной у рта» и ревностные «радетели о благе родины», клеймившие оппонентов «врагами», спаивавшие и подчинявшие, умело слепившие толпу патриотической истерикой. И во власти такой, сплочающей и подчиняющей толпу, вымертвляющей из нее голос разума и совести истерики, всегда становилось возможным и оправданным самое немыслимое, превращенное в тоталитарный монолит общество словно бы слепло и впадало в безумие, переставало сознавать истинную и чудовищную суть совершаемого им, господствующих над ним иллюзий. Так он и сказал утром Кшиштофу, и видит бог – это правда. И вот, власть над толпой химер, грязных и умело распаленных страстей, сплочающая ее и вымертвляющая в ней последний голос совести и критического, честного разума, мужественная готовность противостоять безумию толпы с позиций совести, отвечая и подтверждая дела лишь собственным лицом, жертвенный и героический порыв душ, в котором люди становятся готовыми лечь костьми во имя действительно святого, наконец – жажда видеть свою страну обителью справедливости и свободы, побуждающая обличать слепоту и заблуждения, преступления и пороки той, словно в абсурдном фарсе называются одинаково… Зачастую сшибаются в смертельной схватке, неся над собой лозунг с одним, в общем-то святым, но обычно будто шулерская карта замусоленным словом… Только одно, подлинное и глубокое, суровое и безжалостное в отношении к тому, кем движет, обычно молчит и просто побуждает действовать, противостоять и обличать, а другое – заходится в истерике и топчет всё вокруг, душит и давит что угодно, способное вызвать сомнения и раскрыть истинное положение дел, превращает миллионные толпы в стадо безумных свиней, готовое совершить, покрыть и оправдать любые преступления, несущееся в бездну и увлекающее в нее мир… И чтобы различить, суметь уловить истину, зачастую почти недоступно скрытую за нагромождением доводов, пафосом и истерикой речей, обольстительной и одновременно губительной сладостью лозунгов и иллюзий, нужно иметь не просто критичный и искушенный, ум, о нет! Для этого нужна невесть какая нравственная сила и готовность идти наперекор, та сила души и духа, совести и свободы, которая безжалостна к человеку, ею обладающему, ибо в верности истине и фактической правде вещей, в неотвратимых от подобного испытаниях, она оставляет его подчас совершенно одиноким… И вот – думай, имей мужество решать сам, отвечать лично за решения и выбор и оплачивать их ровной той ценой, которую потребуют судьба и обстоятельства…