Николай Боровой - ВНАЧАЛЕ БЫЛА ЛЮБОВЬ. Философско-исторический роман по канве событий Холокоста. Том I. Части I-II

…Очень многое из этого профессор Войцех Житковски, как и значительное число его сограждан, больше смутно, но местами ясно предчувствует в часы самого первого дня – предчувствует и не желает верить, лишь пытается как-то уразуметь происходящие и развивающиеся с силой урагана события, в которых один час кажется вечностью и вмещает себя бесконечность изменений, а короткие мгновения обнажают неизмеримый объем того, чем они могут быть наполнены и их, вопреки «привычному» течению и укладу жизни, неохватную умом значимость… Конечно, как и все пытается надеяться… представить, что происходящее – дурной и должный скоро закончиться сон… цепляется в этом за обрывки новостей, всё некогда слышанное и вычитанное о мощи польской армии… Всё это будет и окажется напрасным, безжалостно станет таким уже завтра. Сегодня же, глубоким вечером 1 сентября 1939 года, пережив полный потрясений, обретений и утрат, безумный и кажущийся сном, начавшийся счастливо и привычно день, в который безвозвратно рухнуло всё, что еще вчера было налажено и надежно и было таким многие годы, профессор Житковски стоит у открытого окна в своей квартире на третьем этаже, смотрит на пустую, окутанную свежей ночью Вольную Площадь и тонущую во мгле и высоте башню Казимежской Ратуши, думает о том, что Магдалена и близость с ней – единственно надежное, что несомненно и уверенно есть в его жизни, старается успокоиться, почувствовать и увидеть впереди что-то хорошее… Тишина ночи всегда кажется реальностью безопасности и покоя, сон – вечная и несомненная ценность в мире под луной, а человек неисправим. Ему нужно надеяться и верить. Больше самой жизни.

Великий раввин и «гаон» поколения Мордехай Розенфельд, по множественным «галахот» которого живут все благочестивые ортодоксальные евреи-ашкеназим, восьмидесятилетний старик, более двадцати лет назад выгнавший из дома и проклявший сына-«первенца» Нахума, нынешнего профессора философии Войцеха Житковски, прочитавший тому перед лицом общины «хэрэм», и в самой глубокой старости не изменял привычке целой жизни – почти не покидать пределов еврейского квартала Казимеж, места, в котором он родился и всю жизнь прожил. Раввин боялся мест, лишенных, как он говорил, ощутимого присутствия еврейской святости, чужих мест, замкнутый в пределах старинного еврейского квартала, от трамвайного депо до улицы Мёдовой образ его жизни, во-первых – всецело соответствовал его делам и потребностям, а во-вторых – проистекал из знаменитой мишны трактата «Пиркей Авойс»: «отдались от дурного соседа». Конечно, великие мудрецы времен Бэйс-Микдойш-га-Шени прежде всего имели ввиду не следующих Закону и не соблюдающих традицию евреев, но разве еще более это не относится к «гоям», идолопоклонникам и язычникам? Кроме того, не было в особенности много что и искать великому раввину за пределами Казимежа в течение его долгой жизни. Жил он в глубине квартала, на улице Йосефа. Провизию «глатт кошер» ему поставляли десятилетиями два уважаемых магазина – Гольдберга и Шпильмана, великий раввин конечно же покупал то, что клал в рот, только в проверенных на сто процентов местах, в отношении к которым какой-либо «софэк» не возможен. Лапсердак и прочую одежду ему шили сначала старик Матитьягу Коэн, ателье которого располагалось на углу Шерокой, напротив кладбищенской синагоги, а после – сын оного Йосеф и внуки Натаниэль и Аврум. Образ жизни великого раввина был неизменен десятилетиями. Утром он вставал, принимал «микву», молился в Высокой синагоге, после шел учиться и учить в Бэйс-Мидройш, который находился с задней стороны синагоги, если желал купить что-то сам или же выйти к людям, послушать те новости, которые не донесли ему к столу с талмудическими книгами – приходил на Новый рынок, садился в ресторанчике Штуца, заказывал черный кофе и штрудель, подносившиеся к его столику с поклоном чуть ли не в пояс, и слушал, вбирал информацию, говорил, рассуждал. Так что, верти не верти – а и особенных причин у раввина Мордехая Розенфельда покидать родной еврейский квартал не было, да в общем-то и должно быть так у настоящего, благочестивого, полностью отдающего Закону судьбу, дела и мысли еврея. Случался выход великого раввина к «гоям» и в большой Краков крайне редко, и если да – то по самым крайним же, неумолимым причинам. К примеру – если раввин должен был ехать на вокзал, чтобы по святым и праведным делам покинуть пределы Кракова, или же – пока позволяли ноги, силы и возраст – встретить уважаемого гостя краковской общины в Казимеже. Или вот другое – должно было прибыть великому раввину по неотложным делам общины в муниципалитет. Ну и в таком роде.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.