Ирина Костина - Наследники и самозванцы. Книга пятая

– В ссылке.

В гостиной разом повисла немая тишина. Всё семейство Лопухиных замерло, будто парализованное, устремив на главу семьи изумлённые взгляды.

– Как, в ссылке?! – растерялась Василиса Ивановна, – Где? И, главное, за что?!

Степан Васильевич негромко откашлялся:

– А этого никому знать не позволено.

– Как же так?

Он виновато пожал плечами:

– Государственная тайна.

Едва разгоревшаяся всеобщая радость вмиг обернулась горестным унынием. Настя с потухшим взором безвольно опустилась на диван. Наталья Фёдоровна сочувственно обняла дочь. Василиса Ивановна только и смогла, что в недоумении развести руками и произнести:

– Вот наказанье-то… Да что же он такого сумел натворить-то, ирод?!

Императорский летний дворец

О пошатнувшемся здоровье императрицы не зря ходили слухи. Долгое время ей удавалось искусно скрывать от поданных истинное положение дел. Но, спустя пару месяцев после рождения долгожданного наследника, Анна Иоанновна окончательно слегла. На фоне припадков летучей подагры, открылось кровохаркание. А сильные опоясывающие боли сделались непрекращающимися.

Бирон, встревоженный опасным положением, под предлогом любви и заботы, блокировал покои императрицы от визитов. Особенно герцог старался оградить государыню от возможности видеться с Анной Леопольдовной, первой кандидатурой в регентши к малолетнему наследнику, опасаясь, как бы тётушка с племянницей, встретившись, не договорились бы о правах престолонаследования.

Учитывая ту неприязнь, которую испытывали друг к другу Бирон и Анна Леопольдовна, герцог отчётливо осознавал; если принцесса окажется в числе наследников на престол, то ему ничего не останется, как убираться по добру по здорову в свой Митавский дворец в Курляндии.

Ежедневно, оставаясь наедине с умирающей императрицей, Бирон вперемешку с ласковыми словами, нашёптывал ей обо всех напастях, коими чревато было бы допустить Брауншвейгскую фамилию к Российскому престолу.

– Аннушка, душа моя, – пел он елейным голосом, держа её за руку, – Ты пойми, принц Антон хоть с виду и скромен, и умом неказист. Но за спиной у него Священная Римская империя. Слетятся, точно вороньё! Втянут Россию в свои войны, и будут кровью русских солдат себе славу наживать и земли присваивать. Ослабят и растащат нашу империю по кусочкам.

– Что ж ты мучаешь-то меня?! – укоряла его Анна Иоанновна, тяжело переводя дыхание, – Я ведь не за принца австрийского хлопочу, а за родную племянницу. Кровинушку мою.

– А поговорка на что? Муж и жена – одна сатана! – не уступал Бирон, – Анна Леопольдовна душа мягкая, добрая. Разве ж она мужу откажет, если он в том её сердечно попросит? Да и, правду сказать, не довольно ли Россия на троне повидала женских обличий?

– Да где мужики-то?! – вздыхала Анна Иоанновна, – Вот Ванечка вырастет, будет государству защита и опора.

– В том-то и дело, когда ещё вырастет? И, чтобы вырос добрым царём, надо, чтоб при нём наставник был хороший. А чему будущего государя может научить этот Брауншвейгский недотёпа? Учитель цесаревича должен быть почитаемым при дворе, влиятельным, умным и строгим.

Императрица прищурила глаз:

– Ой, темнишь! Себя что ли в регенты Ивану напрашиваешь?

– Ну, а чем я для тебя не хорош?

– Для меня…, – она закашлялась, – Для меня-то ты всем хорош. А для России?

– А что?! Лицом не вышел? – оскорбился он.

– Ты для неё такой же чужой немец, как и Антошка Брауншвейгский.

– Ангел мой, не гневи ты Бога, – обиделся фаворит, – Я тут десять лет, не покладая рук, и себя не жалеючи, сколько сил положил, радея за империю!

– Съедят тебя, козлик, серые волки, – Императрица жалостно погладила его по щеке.

– Подавятся!! – парировал он, – Думаешь, я на пустом месте разговор завёл?! Вот, смотри! – и он распахнул перед нею папку, откуда веером вспорхнули листы бумаги, исписанные чернилами, – Духовенство, министры, военные – все просят меня, герцога Курляндского, принять на себя регентство над малолетним наследником до достижения им семнадцати лет!

Надо отдать должное, адреса были подлинные. Бирон постарался от души. Не смея открыто заявить свой замысел в Кабинете министров, он накануне по секрету сообщил о том Алексею Бестужеву. А тот, чтобы оправдать оказанное ему высочайшее доверие в недавно полученной должности министра, активно взялся склонять всех влиятельных вельмож к мнению – доверить регентство Бирону. Он так расстарался и возбудил массу интриг, что все представители значительных чинов, из страха впасть не в милость, подписали адреса в пользу регентства герцогу Курляндскому. Даже фельдмаршал Миних был в их числе.

– По-твоему, это ли не дань уважения?! Не высшая степень доверия этой самой России? —заявил Бирон, потрясая в воздухе листами.

Анна Иоанновна сдалась.

Взяв перо, дрожащей слабой рукой нацарапала она свой царственный вензель в последний раз. И вздохнула:

– Прости меня… Видит Бог, не хотела…

Но фаворит не слышал её тяжёлых стенаний. Он, не верил глазам.

– Вот спасибо, душа моя!! – воскликнул он, задыхаясь восторгом, – Вот уважила! Спасительница ты моя!! Век не забуду. Молиться за тебя по гроб стану, ангел мой! Ты же мне сейчас жизнь спасла!!

И, расцеловав благодетельницу, не помня себя от счастья, он метнулся к столу – посыпать подпись песком и аккуратно свернуть драгоценный манускрипт.

Анна Иоанновна, наблюдая его радостные метания, едва прошелестела белыми безжизненными губами:

– Дурак ты, Бироша… Не спасенье; смертный приговор ты себе выпросил.

казармы Измайловского полка

Хотя с подписания Белградского мира прошло уже более, чем полгода, однако подлинное спокойствие на южных рубежах так и не наступило. Ни размежевание новой пограничной линии, ни обмен пленными, ни «разрытие» укреплений Азова не были завершены.

И для устранения этих проблем, обе стороны приняли решение обменяться представительными посольствами.

Первым отправился в путь российский посол. Анна Иоанновна, по рекомендации Остермана, выбрала для этой роли опытного дипломата, старого графа генерал-аншефа Александра Ивановича Румянцева.

Ему было велено подобрать достойный состав для формирования посольского обоза. И выдвигаться в дорогу незамедлительно, пока не началась распутица на дорогах.

Иван Лопухин вошёл в казарму и застал там Голицына, собирающего вещи в дорожный мешок.

– О-па! Митяй! Далеко ли собрался?

– Лопух! – обрадовался тот, – Хорошо, что я тебя увидел. Тут такие дела! Брательник мой старший едет с посольским обозом в Константинополь. И берёт меня с собой!

– Да, ну-у-у!!!

– Генерал Румянцев дал добро. Уже и с командиром согласовано. Отбываю завтра на рассвете!