Алексей Ильин - Слезы Бодхисаттвы

Но солдатам, похоже, было дано строгое указание обеспечить безопасность иностранцев и не отпускать их никуда без присмотра. Вот они и выполняли приказ. Вадим направился к автобусу, намереваясь поговорить с начальником группы охраны, однако тот уже уселся на свое место за рулем джипа и завел двигатель.

Журналисты вновь заняли свои кресла в прохладном салоне «Рено». Гриффитс вытер носовым платком выступившие на лбу капли пота и отпил несколько больших глотков из пластиковой бутылки с водой.

– Сейчас мы совсем рядом с границей, – сказал австралиец. – Сюда время от времени залетает сайгонская военная авиация, тут уже небезопасно. Думаю, ты в курсе.

– Да, конечно в курсе, – сказал Вадим. – Но нас-то они вряд ли будут бомбить.

– Да хрен их знает, они тут частенько бомбят безобидных крестьян. Видимо, принимают их за вьетнамских коммунистов. Так что и автобус могут принять за бронетранспортер.

Гриффитс рассмеялся собственной шутке громким заразительным смехом. Вадим выдавил из себя улыбку, хотя ему было совсем не смешно.

– Бравый вояка в джипе сказал, что сейчас нас провезут по соседним деревням, чтобы мы могли увидеть все прелести приграничной жизни. А потом, на обратном пути, остановимся на пограничном пункте и пообщаемся с косоглазыми блюстителями приграничного покоя. Это уж я сам договорился, а то какого хрена нас сюда везли тогда?

Вадим широко улыбнулся австралийцу: уговаривать строгих охранников ему теперь было не нужно.

Вид из окна автобуса становился все более унылым и безрадостным. На обочинах дороги появились широкие воронки от снарядов, возле которых лежали вывороченные с корнем деревья. Вадим увидел несколько заброшенных деревень, в которых не было видно ни души, вдоль домов бродили лишь бесхозные курицы и поросята.

– Какой ужас… – тихо произнес Вадим, осматривая опустошенные приграничные территории. – Просто кошмар…

– Это все проклятые южные вьетнамцы и их американские друзья! – злобно воскликнул болгарин Боков, тыча толстым указательным пальцем в окно автобуса. – Их работа!

Ухабистая грунтовая дорога становилась все хуже, и водителю автобуса часто приходилось выруливать на обочину, отчего машина резко кренилась на бок. Во время очередного подобного маневра Вадим больно ударился головой о металлическую стенку, а чехословацкая журналистка чуть не свалилась со своего сиденья в проход и начала громко ругаться на своем родном языке, видимо, обращаясь к шоферу.

Вдруг послышался глухой удар, и автобус резко остановился.

– Ну вот и приехали, – вздохнул Гриффитс.

Водитель выскочил из автобуса и подошел к левому заднему колесу. Вадим выглянул в окно и увидел, что шина насквозь пропорота куском арматуры.

Трое солдат из джипа сопровождения подбежали к водителю, и между ними завязался громкий и очень эмоциональный разговор. Солдат, которого Вадим про себя называл командиром группы, явно отчитывал нерадивого шофера за неаккуратную езду, а тот, видимо, пытался оправдываться.

– Ладно, пошли, поможем им исправить ситуацию, а то так можно долго сидеть, – сказал Гриффитс, вставая и направляясь к выходу из автобуса.

Остальные пассажиры, недовольно ворча, тоже начали выходить из машины. Спрыгнув на пыльную сухую землю, Вадим огляделся по сторонам. «Рено» застрял возле небольшой деревушки, состоявшей из шести убогих хижин на сваях. Недалеко от дороги тощий старик-пастух вяло прогуливался по полю, наблюдая за небольшим стадом коз. Возле одной из хижин играли чумазые ребятишки, а рядом с ними худая изможденная женщина стирала белье в старом потертом тазу. Было около полудня, и солнце палило нещадно.

Между тем водитель и трое солдат приподняли автобус с помощью домкрата и не спеша принялись устанавливать запасное колесо, то и дело прерываясь и обмениваясь громкими недовольными фразами.

Гриффитс сразу же принялся снимать на свой «Кэнон» сцены деревенской жизни, остальные журналисты наблюдали за починкой автобуса, укрывшись от солнца под раскидистым хлебным деревом на обочине дороги.

Вдруг Вадим услышал вдалеке какой-то гул. На горизонте показались две черные точки, которые быстро приближались. Вскоре над головами журналистов пронеслись два истребителя.

– Что за черт?.. – произнес Вадим, удивленно глядя вслед молниеносно удалявшимся самолетам.

Через несколько секунд снова послышался гул моторов, и из-за пальмовой рощи показались два больших вертолета. Вадим заметил, что солдаты, которые уже почти закончили монтаж колеса, отвлеклись от своей работы и взволнованно уставились в небо. Вдруг «командир» принялся что-то громко кричать и размахивать руками, обращаясь к журналистам.

Вертолеты приближались, а солдат продолжал делать какие-то указания жестами. Наконец Вадим различил в его путаной речи слово «Descendre!» – «Ложись!»

Вадима оглушил громкий, резкий звук разорвавшегося снаряда. Журналист в ужасе заметался на месте, ища глазами место для укрытия. Через несколько секунд он уже лежал в придорожной канаве, уткнувшись лицом в сухую пыльную землю.

Вадим зажмурился, съежился, прижался к земле и обхватил голову руками. «Неужели это все… конец?» – пронеслось в голове у молодого человека.

Он услышал, как где-то рядом разорвалось еще несколько снарядов, и земля под ним вздрагивала после каждого взрыва. А затем послышался стрекот пулеметов…

В этот момент Вадим вдруг вспомнил своего дядю-фронтовика Федора Ивановича, который рассказывал ему о первой в своей жизни атаке в августе 1941 года. Он признавался, что никак не мог заставить себя выпрыгнуть из окопа и чувствовал, как его ноги становились ватными. Командир взвода буквально вытолкал его оттуда, и дядя, которому тогда еще не было и восемнадцати, побежал вперед, не видя и не чувствуя ничего вокруг. После этого его ждало еще с десяток атак, но он был будто заговоренный: прошел всю войну, не получив ни одного ранения.

Слушая дядины рассказы, Вадим каждый раз поражался его смелости, да и вообще смелости всех солдат, которые бежали в атаку, зная, что в любой момент их может сразить пуля или снаряд. «У нас не было выбора, – говорил Федор Иванович, раскуривая папиросу и глубоко затягиваясь крепким табачным дымом, – мы знали, что надо идти вперед, и шли. Обратной дороги не было, такие вот, брат, дела…»

Вадим все сильнее прижимался к земле, будто желая слиться с ней в одно целое. Его сердце бешено колотилось, дыхание становилось прерывистым, по всему телу пробежала дрожь. Он представлял себе, как в его тело, будто нож в масло, вонзается горячий и острый осколок снаряда. Наверное, это больно, очень больно…

Вдруг молодой человек почувствовал, как кто-то резко схватил его за плечо. Он резко дернулся и попытался отползти в сторону, но руки и ноги будто отнялись и не желали двигаться. «Нет, не сейчас, только не сейчас, я не готов, я не хочу…» – в голове у журналиста ворочались путаные панические мысли, он уже начал прощаться с жизнью, которая вот-вот должна была оборваться…