Ольга Эрлер - Птолемей и Таис. История другой любви. Книга вторая

Отметили Великие городские Дионисии с их соревнованиями певцов и музыкантов, театральными представлениями. Благодаря знакомству со многими хорегами 14 14 Современные продюсеры. , Таис и Геро удавалось присутствовать даже на комедиях, куда женщин из моральных соображений обычно не пускали. Таис обожала театр, знала многих актеров и жалела, что женщинам невозможно заниматься таким интересным делом. Как, впрочем, и многими другими интересными делами. Иногда ее бытие гетерой казалось ей похожим на актерское ремесло. «Какую роль играю я в этой комедии или трагедии под названием „Моя прекрасная жизнь“? Моя ли это роль? Я правильно живу, я на своей стезе?»

Наступило лето. На полях зазолотились колосья, среди волнующегося моря ржи пламенели маки, носились суетливые ласточки, в дубовых рощах куковали упрямые кукушки. А когда на небе взошла собачья звезда Сириус, установилась ж-жуткая ж-жара. Именно об этом жужжали все жуки на ухо Таис, которая почти все время проводила на море, в своей любимой стихии, в сладостном безделии: роскоши, неге и покое… Что надо еще для счастья? Ни-че-го.

Менандр сидел в тени песчаного обрыва и писал. Загорелая, перепачканная песком Таис рыла каналы и водохранилища на берегу и сажала туда пойманных крабов. Так играла она еще девочкой, когда ее семьей была бабушка. Интересно, так, наверное, играют все дети, особенно мальчики.

– Менандр, ты в детстве рыл каналы на берегу?

Менандр не ответил, позвал ее и протянул свиток исписанной кожи: «У меня тут есть кое-что для тебя». Таис обтерла руки об себя, села рядом, привалилась к его груди и принялась читать.

– Это очень хорошо, – сказала Таис наконец, чтобы что-то сказать.

Это было больше, чем хорошо, и больше, чем она хотела слышать от Менандра. Извини, Менандр, не надо, я не могу… Прищурившись, Таис смотрела на свои песочные сооружения, и ей привиделось, что кто-то возится там, в песке – белокурый румяный мальчик Эрос с разноцветными, переливчатыми, как опалы, глазами.

В конце жаркого пыльного лета до Афин дошли известия о скандале в царской македонской семье. О разводе Филиппа с Олимпиадой, об отъезде оскорбленной Олимпиады к брату – эпирскому царю, о новой женитьбе Филиппа и его ссоре с Александром. Гадали, пойдет ли Александр на открытый конфликт с отцом.

Таис, как никогда, ждала письма от Птолемея, который, вопреки ее первоначальным сомнениям, аккуратно писал. Так она узнавала подробности из первых рук.

Филипп имел четырех побочных «жен» и столько же внебрачных детей, но его любвеобильность никогда не доходила до того, чтобы лишить Олимпиаду положения царицы и единственной официальной супруги. На этот раз дело обстояло иначе – в сорок пять что-то ударило царя в ребро, Филипп потерял голову, влюбился и женился на молодой Клеопатре, племяннице влиятельного князя Аттала. Аттал на свадебном пире провозгласил тост, чтобы от этого брака родился законный наследник, намекая на то, что Александр по матери – эпирянин. Александр взорвался: «Значит, ты меня ублюдком считаешь, собака?» и в гневе ударил Аттала. Пьяный Филипп разозлился не на Аттала, а на Александра, даже поднял на него меч, но не удержался на ногах и упал. «Этот человек собрался дойти до Азии, а не в состоянии пройти от ложа к ложу…» – презрительно бросил царевич. На следующий день он удалился в Иллирию, землю воинственных соседей или в Эпир, этого Птолемей точно не знал.

Птолемей считал, что Филипп будет искать примирения с Александром, потому что любит его. Хотя странно: почему он так оскорбил сына, которым всегда гордился. «Сына, ищи себе другое царство, Македония для тебя мала», – часто повторял он. Кроме того, Александра любит армия, и с этим Филипп должен считаться. Птолемей не сомневался, что Александр никогда не начнет войну против отца, для этого он слишком благороден. В Александре Птолемей был уверен больше, чем в Филиппе. Но он знал, что Филипп в трезвом состоянии никогда не поступит нетрезво.

Получилось так, как предсказал Птолемей. Филипп долго уговаривал Александра вернуться в Македонию, пошел на многие уступки – услал из Пеллы злополучного Аттала, частично вернул Олимпиаде ее прежнее влияние, в знак примирения согласился отдать родную сестру Александра Клеопатру за ее эпирского дядю – царя Александра, скрепив еще и таким образом две династии. Страсти улеглись, но трещина осталась, о прежних доверительных отношениях не могло быть и речи. Александр по-прежнему находился между матерью и отцом – двумя огнями, которые воспылали еще ярче. Когда уходит любовь, часто приходит ненависть.

Новые недоразумения не заставили себя ждать. Зимой вышел следующий скандал: на этот раз в связи с намерением Александра, – не серьезным, больше провокацией, – жениться на карийской принцессе, которую сватали за Арридея, сводного брата Александра. Филипп же усмотрел в этой шутке злой умысел и дурное влияние друзей и отправил их в ссылку. Птолемей, от которого Таис узнала эту историю, выбрал местом ссылки Афины.

Так они увиделись снова спустя полтора года.

Таис была дома, отходила от аборта. Динон, виновник ее состояния, чувствовал себя последним негодяем, и Таис приходилось утешать его больше, чем ему – Таис. Ничего нового, таковы мужчины – хуже детей. В таком виде застал ее Птолемей.

Таис даже не сразу узнала его, черного и запыленного с дороги. Она неимоверно обрадовалась; стянула красную фракийскую шапку с его головы, вытерла ею грязное лицо, взяла его в руки и крепко поцеловала. А он чуть не задушил ее в объятиях, так, что Таис даже застонала. Узнав, в чем дело, Птолемей с видимым усилием подавил свой порыв. Как бы то ни было, они провели несколько дней в …разговорах. Птолемей, несомненно, рассчитывал на большее, но бесчувственной старухе судьбе было угодно именно так обставить их вторую встречу.

Таис узнала все о царской семье, интригах, расстановке сил, об Александре. И о том, что Птолемей удачно женился на Эвридике, дочери Антипатра – одного из виднейших генералов Филиппа. Он уже стал отцом и страшно гордился своим первенцем Птолемеем. Про себя же Таис подумала, что, несмотря на молодую жену и ребенка, который доставляет ему столько радости, он, сломя голову, пользуясь первой же возможностью, едет в Афины, к ней. Бедный Птолемей…