Анатолий Крикун - Жизнь прожить – не поле перейти. Книга первая. Земля

– Он у нас теперь работник и ещё семье опора. Сход решил ходоков послать посмотреть места, а то Силыч так всё обрисовал, что хоть сейчас в рай собирайся. Вот я и подумал – нам здесь куковать или на стороне удачи

поискать? Наступила долгая пауза. У Меланьи холодок закрался в сердце. «Как же так? Здесь отцы, матери

и деды схоронены и хозяйство какое-никакое есть и народ привычный, но успокоила себя, «Муж все правильно

решил» и сказала:

– Куда ты, Фёдор, – туда и я.

Фёдор успокоил её тревоги: – Вот Евсей с Шобетой всё разведают и с Урала вернутся, всё разузнают и обскажут, тогда и решим. Все же не Сибирь, и недалече, а в случае чего и назад возвернуться можно. Опять общество надел вернёт, а за домом кого-нибудь приглядеть попросим.

Обращаясь к Степану, сказал:

– Ну, а ты, сынок, как думаешь? Уже разумен и, хотя знаю, что слова против не скажешь, всё ж стоит ли судьбу пытать? На тебя у нас с мамкой надежды большие.

– Я, батя, знаю одно – с тобой не пропадёшь, ты на мамку налегай, у неё здесь вся родня. Меланья аж привскочила:

– Вы, у меня – родня, о вас – забота! Да, и где родня нам сколь помогла. У неё своих забот полон рот. Вот прибудет

Евсей, тогда всё и порешим, а пока приглядывать надо, что можно распродать, а что сгодится.

Когда девчушки и братишка быстренько выскочили из-за стола, а мать стала управляться с посудой, Фёдор и вслед за ним Стёпка, поднялись из- за стола. Отец ещё раз взглянул на тёмную икону с ликом Спасителя и мысленно попросил его помочь его в предстоящих делах: « Дай, боже, нам день

хороший». Степан, стараясь во всём походить на отца, степенно вышел из-за стола. Он чувствовал уже свою значимость в делах домашних и сегодняшнее обращение к нему за столом за собственным словом в решении важного вопроса подвинула его незрелое сознание шевельнувшее в его душе новые, тревожные ожидания. « Что несёт ему

жизнь и к каким переменам он готов?» Впервые он

почувствовал, что до взрослой жизни осталась короткая

тропинка, выводящая на широкую дорогу по которой

придётся шагать самостоятельно и где же нельзя будет

опереться на мать с отцом.

Степан, вышел на крыльцо. Тёплое весеннее солнышко согревало светлое лицо с малозаметными пятнышками

веснушек. Голубовато- серые глаза устремили взгляд на

круглый диск солнца, которое слепило после тусклых и

коротких зимних дней. Прохладный лёгкий ветерок путался в его льняных, вьющихся нечёсаных волосах. Степан

надвинул казацкий картуз на голову, провёл рукой по выдающемуся вперёд, недетскому, волевому подбородку,

как взрослый мужик, ощупывающий появившуюся на лице щетину. Каждой весной, со звоном капели, отрывающейся от сверкающих как бриллианты сосулек, с робкими

журчащими голосами проталинок и ручьёв, Степан вдыхал,

широко раздутыми ноздрями, запахи потяжелевшего от влаги воздуха, поднимающегося маревом от оттаявшей

земли, которая раскрывала свои объятья солнцу. Хрустальный на солнце снег, лежащий крупными

кристаллами с вкраплениями золотистых жилочек от

разнесённой зимними ветрами соломы, играл всеми

красками радуги, когда солнце восходило в зенит на

голубеющем небе. Запахи прелой соломы и навоза были

первыми предвестниками дурманящих запахов буйного разнотравья расцветшей весны. Солнечное тепло проникало сквозь тёплую одежду и согревало плечи и спину. В такие дни Степану казалось, что в него вливаются неведомые силы, Питающие каждого землероба много веков

возделывающего землю-кормилицу и делают его-

подростка, былинным Микулой Селяниновичем, чей труд

кормит и является самым нужным и важным. Дети

крестьянские, с самых ранних пор, постигали древнюю,

мудрую науку, которая сытым горожанам казалась

нехитрой и оценивалась только тогда, когда периодически являлись голодные, неурожайные годы. Наука эта давала жизнь роду человеческому и требовала громадного

терпения и больших затрат физических сил. И только, когда земля платила за это своей щедростью, душа крестьянская пела и рождала песню.

Были эти песни и с радостью, были и со слезой. Протяжная

российская песня – широкая, как золотящаяся бескрайнее

пшеничное или ржаное поле, тёплая, как летний дождик

оплодотворяющий жаждущую в зной землю, льётся из

души и вольным жаворонком и порхает в синем небе,

поднимаясь до божественных высот. « Ой, ты степь

широкая, степь раздольная…»

Из детей крестьянских и матёрых мужиков и солдат являлся стойким и поэт душевный.

Каждая весна несла новые надежды на то, что и бог даст и будет в помощь и сил хватит взрастить на земле то, что даёт силу всему обществу. Мужик понимал свою нужность, но не мог понять, почему солью земли считали не

кормильца, а порой и нахлебника и белоручку. Это

противостояние в стране крестьянской рождало тот

крестьянский вопрос, который не раз бросал страну в

пучину крестьянских бутов и войн, в пучину революций.

Стёпке не лезли в голову мысли о судьбах мужицких.

Мал ещё! Он жил в привычном мире замкнутой и прилипшей к земле крестьянской общины, с её

размеренным, привычным, веками устоявшимся трудом, и не видел для себя иного пути, кроме как дорога его деда и отца и всех окружающих его и близких людей на этом близком и родном куске земли, где его трудом будет рождаться то золотое зёрнышко из которого и продолжится жизнь рода человеческого и кровь земли потечёт по венам и заставит биться сердце и будет радовать душу.

Вечером Меланья с Фёдором тихо шептались в кровати за занавеской и долго не засыпали. Мелкота похрапывала

на широком топчане за печкой, а Степану всю ночь

грезились новые земли, новая жизнь, извлекая из

недремлющего мозга всё, что он узнал в школе об таинственном Урале. О башкирах, о которых упомянул за столом отец, знал только одно- что они вместе с донскими казаками гнали Наполеона до Парижа. Вздремнулось, когда уже начал светать и первая мысль, когда проснулся, была: «Сдвинется или нет семья с обжитого места, где всё уже привычно и где успел обзавестись друзьями». Особенно сошёлся с ровесником Петром. В школе сидели за одной партой, вместе ловили рыбу, беззлобно шкодничали, бродили по лесам и полям в поисках извечно

поспевающего дикого съестного для своих семей. Жили по соседству и, если в чём то нужно было подсобить – отказу не было. Отцы, тоже приятельствовали и парней к работе приобщали. И подпасками вместе с большим стадом управлялись и на сенокосе от них уже большой прок был. Жизнь крестьянская с малых лет в свой оборот всех берёт и до конца жизни не отпускает. Отдыха тут мало – зато природа сторицей награждает прилежных и работящих. Степан уже с раннего детства, радостно встречал первых скворцов и заслушивался ночными трелями соловьёв, песнями дроздов и кукованием кукушки. По весне любовался снегом, искрящимся в лучах всё выше поднимающегося солнца, в голубом безоблачном небе и любил убирать, утоптанный скотиной и людьми,