Анатолий Крикун - Жизнь прожить – не поле перейти. Книга первая. Земля

преобразившемся в разворошенный муравейник.

С утра, в день отъезда ходоков, на майдан перед

правлением стали обираться люди пожелавшие проводить ходоков. Староста и Лука Тимофеевич стояли на крыльце. Бричка была готова к дороге по распутице. Конюх помахивал плетью, отгоняя мальчишек от лошадей, чувствуя свою особую значимость. Шобета с семейством был уже здесь. Увесистая котомка стояла на крыльце. В конце улицы замаячил Евсей Кузьмич, сопровождаемый не успевающей за ним, супругой. Подогнанная шинель, сидела на нём ладно – по фигуре. Бывший гвардеец, пятнадцать лет

тянувший солдатскую лямку был широк в плечах и длиннорук. Твёрдой, молодецкой походкой он приблизился к собравшемуся обществу приветствующему вразнобой Евсея, словно помолодевшего от своей значимости и оказанного обществом доверия. На ногах были

растоптанные валенки на резиновом ходу (в блестящих галошах), гармонирующих своим цветом с шинелью. Заботливая старуха, заботясь о здоровье прифрантившегося мужа, пригрозила ему, что не отпустит – если тот не будет держать ноги в тепле. На важный случай дед вырядился в тёмный пиджак, приготовленный к вечному успокоению на погосте, ни разу не одёванный и пропахший нафталином, чтобы моль ущерба шерсти не нанесла. Штаны, на этот случай, он не тронул, а одел парадно- выходные, на манер

казацких – шаровары с красными лампасами. Рубашка, когда-то давно, сшитая ещё лишь второй молодости супругой, слепила из под расстегнутой шинели, белизной. Через плечо шинели, с начищенными до блеска оловянными пуговицами, свисали блестящие сапоги с нестёртыми желтеющими подмётками и чёрными каблуками с блестящими подковками. Таким яловым сапогам и сносу нет – ими могли пользоваться несколько поколений в бережливой семье. Хлястики сапог были связаны шнуром переброшенным через шею и лёгшим на плечи. При ходьбе сапоги болтались как ещё одна пара рук, поскольку, завидев столько провожающих, дед перешёл на легкий галоп и старуха, совсем отстав, лишь махнула рукой и, тяжело дыша, присоединилась к обществу, став рядом с мужем, явившимся центром внимания. За старухой пришёл

соседский подросток и за плечами нёс объёмистую торбу, которая тянула плечи, горбила спину и была заполнена тем, что Евсей посчитал необходимым взять в дальнюю дорогу из того, что приготовила жена и снарядили добросердечные и не жадные соседи. Запыхавшийся и улыбающийся Евсей, остановился у брички, поклонился на три стороны – сначала крыльцу, а потом правому и левому краю. Титок опять не удержался:

– Какой это генерал явился – от кавалерии или инфантерии? Что припозднился, Евсей Кузьмич, али с супружницей не намиловался, совсем старую замучил? Мне теперь поручено за ней ухаживать, так что езжай с богом и назад не спеши. Евсей нашёлся чем ответить:

– Смотри получше, а я себе башкирочку отхвачу. Тут его голова дернулась вниз, фуражка слетела в лужицу, сапоги на груди качнулись. Подоспевшая к этому времени супруга, отвесила шутнику увесистый подзатыльник, что все собравшиеся, включая и Шобету, разразились громким

смехом. Титок заливался, держась за живот. Остановившись после всех, только и прибавил:

– Да, крепка у тебя супружница и рука тяжёлая, видать не раз гвардейца гоняла по огороду. Даже и не знаю, как мне в твоём отсутствии с ней справляться.

Майдан залился ещё раз смехом. Лука Тимофеевич поднял руку вверх, призвал к тишине и с крыльца, глядя на Евсея, произнёс:

– Наконец, все на месте, транспорт налажен, ходоки

здоровы. Вот тебе, Семён Семёнович (многие в селе и не знали, как величают всем известного в селе Шобету), деньги обществом собранные. Отчёту с них не требуется, коли дело ладно сделаете. Все тебе доверяют, что в общее дело пойдут. Наказ вам – смотреть получше, спрашивать у народа побольше, да правду нам привезти. Бумаги у вас справные. Обращаясь к народу, добавил:

– Евсей Кузьмич грамоту хорошо знает, много где бывал и умных книг по хозяйству начитался, совет любому дать может, к тому ж, к начальству подход имеет. Семён мужик практичный, дотошный – всё узрит и в памяти сохранит,

так, что ждём посланцев с надеждой на лучшее. Удачи вам! Присядем на дорожку.

Ходоки присели. Поднявшись устроились с вещами в бричке. Старуха Евсеева и Шобетова жена минутку постояли молча рядом с мужьями.

– Ну, с богом, в дорогу, – наконец явил свой голос и староста и махнул рукой. Кучер едва успел поднять плеть, как застоявшиеся рысаки с места дали ходу согласно их назначению. Кто-то, в спину, перекрестил усевшихся в

сани отъезжающих за возможным счастьем и перекрестился сам.

Распутица ещё не испортила дорогу. Сани легко скользили по подмёрзшей дороге.

Рысаки за три часа, проскочив Пирятин, донесли до станции. До подхода поезда Киев-Москва оставался еще час, как определил по своим массивным серебряным часам, с важным видом вытащенным Евсеем из внутреннего кармана пиджака. Иных пассажиров на станции не было. Объявление на маленьком в вокзальчике извещало, что при отсутствии билета, при наличии мест, билет приобретается у кондуктора. Состав пришёл вовремя. Паровоз нещадно дымил донецким углём и перед остановкой издал истошный сигнал режущий уши, предупреждая о своём приближении. Когда состав остановился, в одном из вагонов распахнулась дверь и слезло двое мужиков. Сгрузили плотницкий инструмент (видно на заработки собрались), а кондуктор, в чёрном мундире с жёлтыми пуговицами и в чёрной фуражке с кокардой, громко крикнул, глядя на Евсея с Шобетой:

– Вам на Москву?

– На Москву, на Москву! -прокричал Евсей и поспешил к

вагону с сапогами в руках. Шобета подхватил его тяжёлый мешок и последовал за ним к открытой двери. Подсадил

деда и передал ему мешок и котомку и залез сам в тамбур. Вслед за кондуктором, вошли в тёплый, заполненный

вагон. Вагон был общий, для неприхотливой публики с местами для сиденья и сна. Кондуктор указал на места на нижней и верхней полке, ранее, видимо, обжитые

сошедшими на станции плотниками, оставившими запах

сырого рублёного леса.

Расположив свои пожитки, Шобета – в головах на

верхней полке, а Евсей на нижней – под лавкой – лежанкой, вспомнив, что за имуществом нужен глаз да глаз.

Поприветствовали поклоном головы, сидевших чинно, напротив, пожилую пару – по одёжке – мастерового

человека с женой. Евсей пристроился у окна и направил свой взгляд за окно, где мелькали привычные перелески и, пока ещё прикрытые снегом, поля, местами поросшие мелким кустарником, по весне впитывающие влагу, и летом, местами заболоченные в перелесках, где и пахать и скот пасти непригодно; разве что – местами косой помахать на подсохших местах, да и то, болотом пахнущая трава, не всякой скотине по нраву.