Влад Ревзин - Сумерки берлинских идолов

Бруно первый переступил через сидящего человека и вошел в подвал.

Повернулся к Карлу, кивнул и показал пальцами, – не более двадцати пяти минут. Карл тоже перешагнул сидящего бедолагу, тот качался из стороны в сторону, как мусульманин на молитве.

Карл двинулся влево, огибая многочисленные столы, вытяжные шкафы и кабинеты с десятками отделений. Напарник двинулся вправо. Карл миновал дверь туалета, и еще через три шага увидел массивный шкаф, грязновато- зеленого цвета, высотой в человеческий рост.

Этого медведя для удобства снабдили колесами.

Он махнул рукой Бруно и стал осматривать дверцы. Замочную скважину закрывала стальная заслонка, рядом длинная рукоятка для открывания засова. Наверху латунная табличка с названием фирмы, – Siemens-Schuckertwerke AG.

Солидно.

Подошел Бруно, поглядел сквозь очки, стал рядом, хлопнул Карла по плечу. Достал из кармана ключ с затейливой бородкой.

Он стоял справа, дверь туалета осталась в трех шагах, по левую руку Карла Кюлы.

Проклятый туалет открылся, оттуда выпрыгнул человек в таком же халате, как у первых двух лаборантов. Лицо его закрывала маска, как и у Кюлы с Бруно, только не армейского цвета хаки, а синяя.

Он держал наготове правую руку с зажатым в ладони оружием, – и когда понял, что в подвале незваные гости, дернул вверх предплечье и выстрелил.

Если боксер хочет остаться здоровым и даже выиграть пояс, он с многочисленными тренировками и боями должен наработать кучу навыков и хорошую интуицию. Некоторые называют это шестым чувством. По сужающимся зрачкам противника, по движению плеч и корпуса хороший боец предугадывает, куда будет направлен нокаутирующий удар. Дальше дело за реакцией.

Карл обладал отменной реакцией, и когда призрак в белом и в маске только начал поднимать оружие, совершил нырок, как делал это бесчисленное число раз на ринге, заставляя кулак противника рассекать воздух над своей головой.

Расстояние между ним и стрелявшим было гораздо больше, чем между боксерами, и ему пришлось оттолкнуться руками от пола, чтобы преодолеть его. Что, конечно, запрещено на соревнованиях.

Карл не дал времени человеку в халате опустить оружие, чтобы изменить линию прицела для второго выстрела. После броска, напоминавшего скачок орангутанга, он приземлился на согнутые ноги, и нанес удар кулаком стрелку в пах.

Дальше было проще, – подняться, нанести мгновенный джеб над дыхательной трубкой и прямой правый в подбородок. Человек в халате еще падал, а Карл уже повернулся и увидел, – пуля, предназначенная ему, поразила Бруно.

Он наступил упавшему на руку, ладонь разжалась, и Кюла оттолкнул оружие в сторону. Подбежал к Бруно и упал на колени.

Одного касания пальцем шеи оказалось достаточно, – его напарник Бруно отлазил свое по лестницам. Из-под маски натекла кровь, осколки одного из стекол глубоко вдавились в глазницу.

Он оставался неподвижным почти минуту, чувствуя коленями холодный пол. Повернул голову, повернулся к стрелку в синей маске, чтобы определиться, как там с нокаутом, взял из мягкой ладони Бруно ключ, – встал, поднял стальную заслонку и вонзил ключ в скважину.

Стеклянный контейнер для хранения реактивов с наклеенной бумажкой E-285 стоял на полке перед ним, на уровне глаз. Банка казалась необычно большой, – литра два, не меньше. На две трети ее заполнял серо-голубоватый порошок.

Карл аккуратно поместил контейнер в сумку, рядом с фильтрующей коробкой противогаза. Осмотрел наскоро полки, – не ошибиться бы? Баночки, колбы с притертыми пробками, коробочки. На каждой были надписи, обозначающие различные реактивы, все знакомые Карлу Кюле. На нижней полке лежал объемистый журнал. «Результаты синтеза».

Формулы, краткое описание опытов. Карл засунул его за пояс.

Сзади кашляли и всхлипывали, но он не обращал на это внимания.

Поднял оружие, убившее его приятеля. Револьвер Наган 1895. С таким калибром можно уложить любого здоровяка, даже самого Бруно. Обошел лабораторию по кругу, разбивая рукояткой все, что только возможно. Жидкости стекали на пол, образуя лужи.

Вернулся в исходную точку. Наклонился и сдернул маску с лица человека в халате. Под ней пряталось молодое лицо, украшенное небольшими офицерскими усиками. Не больше тридцати.

Молодой человек вдохнул газ и захлебнулся. Он глотал, хватая его еще больше. Открылись большие голубые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, как у девушки. В них был немой вопрос, – почему мне нечем дышать?!

Теперь он стал похож на глубоководную рыбу, – рот судорожно открывался, и закрывался опять.

Карл просунул ствол нагана между белых неровных зубов, и нажал спуск.

Утром того дня, когда произошла бойня на Борнштрассе, Уве Клюг проснулся у себя в квартире, на Виттстокерштрассе в VIII районе. Хоть и немного болела голова, он решил, что выспался- и, поднявшись с постели, принялся махать руками и задирать ноги, что означало утреннюю гимнастику.

Квартирка в доме, построенном еще при короле Вильгельме I, находилась на третьем этаже. Она представляла собой вереницу из трех небольших комнат, выходящих окнами на тихую Виттстокерштрассе, ванную комнату и кухоньку. Недостатком квартиры являлись удаленность от нынешних точек приложения интересов Уве, и постоянно падающая с потолка штукатурка. Достоинством, – реновация дома, что выразилось в сооружении в каждой квартире микроскопического ватерклозета, и… удаленность от Александерплац и других беспокойных мест с большими скоплениями людей.

Уве с самого рождения жил здесь, но лишь последний год в одиночестве. Его отец, Хельмут Клюг, заработал на полицейской службе и при заядлом курении трубки заболевание сердечной мышцы, – и по настоянию врача и увещеваний супруги переместился в Мальхов, – само собой в сопровождении мамы Уве.

Как примерный сын, он посещал деревенский дом родителей, не реже раза в месяц.

Отъезд отца и матери означал для Уве Клюга безусловную свободу. Ему исполнилось 38 лет, – достаточный возраст, чтобы жить самостоятельно. Но это же принесло и некоторые неудобства.

Например, эта яичница! Он с отвращением отодвинул желто-черно-белое месиво и взялся за кружку. Кофе оказался не лучше. Маме всегда легко удавались вкуснейшие вещи, из самых простых продуктов!

Голодный и недовольный собой, он оделся, спустился по старой скрипучей лестнице, толкнул тяжелую дверь, и оказался на улице.

Через сорок пять минут, сделав пересадку с трамвая на трамвай, старший детектив достиг управления.

В Отделе убийств стояла необычная тишина.

– Разбежались, – пожал плечами Вольф Функ, – а я здесь всего лишь потому, что вы приказали вчера по телефону проверить сутенеров в XIV районе. Вот тут с десяток фамилий, но за актуальность не отвечаю.