Влад Ревзин - Сумерки берлинских идолов

По небу пробежала светящаяся полоска и исчезла за деревьями. Ветви, колеблемые слабым ветерком, тихо качались.

Он пожелал себе удачи. Помедлил, пожелал здоровья и покоя жене и детишкам. Еще помедлил, и добавил в список Хельгу. Сделал последнюю затяжку, с сожалением затушил окурок в латунной пепельнице.

Огляделся, и прежде чем уйти, погладил правого пупса по каменной голове, а потом повернул его на половину круга, – и теперь ангелочек высматривал что-то в кустах роз, растущих в маленьком садике.

В полдень следующего дня Карл Кюла сидел на скамейке на аллее Зимсонвег, с видом на Бранденбургские ворота и Рейхстаг. В Тиргергардене по аллеям гуляли птицы и няни с детьми. Старики кормили уток.

Солнце грело почти как в сентябре.

На аллее показалась чуть сгорбленная фигура пожилого мужчины в темном, он тяжело опирался на палку. Человек не торопясь двигался вдоль аллеи, заглядываясь на детей, играющих на лужайке.

Отличный образ, подумал Кюла с одобрением. Кто бы мог подумать, что этот унылый старикашка способен бесшумно убить человека на голову выше его, а потом протащить раненого товарища несколько километров.

Пожилой господин достиг скамейки. Немного поразмыслил, принял решение немного отдохнуть. Он сел на свободный край скамейки, и доска жалобно скрипнула под тяжелым телом. Старик облегченно вздохнул, откинулся на спинку. Трость он положил между Карлом и собой, вытянул ноги.

– Притомились, дедушка, – спросил Кюла с усмешкой.

– А ты попробуй, походи, – сгорбившись и шаркая, да с подушкой на пузе, да в этом пальто. Оно весит килограммов двадцать. Берлинские пенсионеры, – выносливый народ, скажу я тебе.

Карл скучающе посмотрел вглубь Зимсонвег.

– Ключ у меня.

– Это хорошо.

– Можно теперь узнать, от чего он?

Человек в черном пальто скрестил ноги.

– Теперь можно. Он от несгораемого шкафа.

– Понятно, что не от шкатулки с брошками одинокой фрау, Бруно. Где стоит шкаф?

– В подвале дома на окраине Берлина, между Фреденау и Штеглиц. Там фирма «Hoechst AG» хранит свои новейшие разработки. Лекарства от головной боли, антибиотики нового поколения, – и еще кое-что, в чем очень заинтересованы наши.

– Так мы отправляемся на грабеж?

– Сегодня вечером.

– А что это за дом?

Человек на другом краю скамейки хмыкнул:

– Павел, ты задаешь лишние вопросы, но так и быть… Образцы хранятся в лаборатории доктора Шредера, -правой руки Йоганна Боудермюллера, чью жену ты обхаживал так долго. Слишком долго. Именно Шредер есть мозг империи «Hoechst AG». Все новые разработки проходят его лабораторию. Химические волокна, пластик, лекарства.

– Лаборатория не охраняется?

– Лаборатория занимает громадный подвал под домом Шредера. Доктор одинок, жена умерла несколько лет назад. А Йоганн Боудермюллер, без своего мозга в деловые поездки не отправляется. И конечно, она охраняется. Снаружи. А внутри всегда есть люди. Работа над препаратами не прекращается, в три смены. Сколько там внутри, я не знаю.

– Так за чем мы охотимся?

– Образец препарата Е-285. Подробнее расскажу вечером, время будет. Теперь так. Нам нужны два армейских противогаза, сможешь раздобыть?

– Конечно. Я же химик. У меня на фабрике небольшой склад химзащиты, могло бы пригодиться французам под Ипром, в 15м году.

– Нам понадобиться только два. Встречаемся на Борнштрассе в половине двенадцатого, – приходи туда пешком. Машину, Павел, оставь за квартал, твоя телега слишком примечательна. Увидишь ремонтный грузовичок на перекрестке.

Собеседник встал и взял трость.

– Никогда не поверю, Бруно, что вы не сможете вскрыть какой-то там бронированный шкаф, – остановил его Кюла.

Старик в черном пальто пожал плечами.

– Тогда зачем я рисковал в доме миллионера Боудермюллера? Когда в лаборатории обнаружат пропажу, он своими руками вытрясет из женушки все подробности!

– Да потому, мой junger Freund, что шкаф этот, – фирмы «Сименс-Шуккерт». У него нет глупостей с часовым механизмом, который можно открыть, слушая щелчки докторским стетоскопом. И порох в скважину не засыпешь. Если замок открыли чужим ключом, или другим способом, -электрическая цепь замыкается, в соседнем полицейском участке на Кайзер Аллее звучит звонок. Технический прогресс. Так что, мой милый Павел, – будь вовремя, и с двумя масками.

Бруно повернулся и, шаркая подошвами, побрел прочь.

Кюла остался греться на солнышке, рассуждая о том, как ему повезло со старшим товарищем.

Потом он поднялся, осмотрелся, и пошел к машине, она осталась у ограды парка.

Сел в нее, завел двигатель и влился в городскую толчею.

Карл двигался от Потстдамской площади к Фридрихсхайн. Его Форд плыл в потоке автобусов, лошадиных повозок и мотоциклетов. Иногда движение замедлялось до голубиного шага. Тогда он смотрел по сторонам, – на тротуары, лавки и памятники.

Карл Кюла не считал себя сентиментальной тряпкой. Он жил в Берлине более восьми лет, и успел полюбить город. Но сейчас он с болью и разочарованием видел катастрофические изменения, которые принес экономический кризис. Тысячи безработных, выброшенные на улицы, слонялись в поисках еды. Нищие терлись у стен домов. Их становилось все больше и больше. Они сидели в покорном безразличии, а позади, в громадных зеркальных витринах громоздились дирижабли свиных колбас, громадные головки сыра, пирамиды консервов с паштетами и фруктами. На углу, в магазине «Модишер херр» безголовые манекены щеголяли смокингами. Котелки и безупречные фетровые шляпы каскадами висели на крюках. А под ними сидел нищий в офицерской форме, без ноги, и просил на кусок хлеба.

Форд пересек Шпрее через Паласбрюке.

Тут же он попал в гигантскую пробку перед Краухштрассе.

Форд стоял под сенью желтого трамвайного вагона, возвышавшегося над спортивной машиной, словно песчаный холм. Карл поднял голову и встретился глазами с пассажиром в темной шляпе, глядевшим на него сверху из трамвайного окна. Человек не старый, может, ближе к тридцати пяти. Пассажир жевал губами мятую сигарету и с вялым интересом рассматривал новехонький автомобиль. Когда он понял, что водитель Форда уставился на него, человек в шляпе едва кивнул, – то ли одобряя машину, то ли просто из вежливости. Потом колеса трамвая взвизгнули, и вагон сдвинулся с места. Карл еще раз взглянул на окно трамвая, но человек в шляпе уже не смотрел на улицу, а уткнулся в газету.

Карлу Кюла пришлось объехать Силезский вокзал по Лангештрассе, и здесь он попал еще в большую пробку.

Плакат на фонарном столбе, чуть выше уровня машины гласил, что на Херманшторплац Немецкая национальная народная партия Гугенберга проводит митинг. Объявление так же сообщало, что на митинг приглашен герр доктор Геббельс, для выступления и последующей дискуссии. До начала мероприятия оставалось более четырех часов, но поток людей, стекающихся со всех сторон столицы, уже мешал движению. Много было членов СА, рядовые эсэсовцы, многие, – с плакатами за Немецкую народную партию, – так что митинг предстоял жаркий.