Александр Черенов - Брежнев: «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга первая

Как бы то ни было, но в ведомости на выдачу оружия работникам Днепропетровского обкома партии четырнадцатого июля сорок первого года напротив его фамилии появилась запись: «отбыл на фронт».

До середины сентября Леонид Ильич входил в группу особого назначения при Военном Совете Южного фронта. Затем он получил назначение на должность заместителя начальника Политуправления Южного, а с июля сорок второго – Северо-Кавказского фронта. С первого июля сорок третьего года и до конца войны он – начальник политотдела восемнадцатой армии.

Леонид Ильич мог с полным на то основанием сказать о себе, что на фронте он не был «кабинетным» политработником: этого бы его энергичная натура и не вынесла. Он непрерывно мотался по частям – в том числе, и на передовую. Разумеется, это не могло долго оставаться незамеченным «наверху». Поэтому за участие в Чистяковской наступательной операции в конце декабря сорок первого Брежнев был удостоен своего первого ордена – Красного Знамени. Тогда награждали скупо – если только не «по линии НКВД» – и этот факт уже говорил о многом: Брежнева заметили и в армии.

В октябре сорок второго, в один из тяжелейших периодов Отечественной войны, Леонид Ильич участвовал в боях Черноморской группы под Туапсе. За освобождение Новороссийска в сентябре сорок третьего был удостоен ордена Отечественной войны первой степени.

Довелось ему принимать и непосредственное участие в боях – не с листовкой в руках и не с трибуны. В ночь на двенадцатое декабря сорок третьего года, во время прорыва немцев к Киевскому шоссе в полосе обороны одиннадцатого стрелкового корпуса Леонид Ильич бросил на незащищённый участок офицеров политотдела – других не было – а сам залёг за пулемёт. Атака противника была отбита, а Брежнев открыл личный счёт достоверно уничтоженных им фашистов.

За Карпатскую операцию сентября-ноября сорок четвёртого года Указом Президиума Верховного Совета СССР от второго ноября того же сорок четвёртого Брежневу Леониду Ильичу было присвоено звание «генерал-майор». Было ему тогда тридцать семь: для генерала – «юный» возраст. Сравнение с Бонапартом не обязательно.

В декабре сорок четвёртого он последний раз за войну лично поднял в атаку солдат в Словакии, у гряды Сланских гор, юго-восточнее города Кошице. Тогда это уже было основанием не для награждения, а для выговора. И он едва не получил его от командующего армией Гастиловича.

– Сорок первый вспомнили, Леонид Ильич? – набросился на него с «благодарностями» командарм. – Так на календаре – канун сорок пятого! Негоже генералам ходить в атаку!

Хотя чувствовалось, что Гастилович был доволен решительностью начальника политотдела: этот рывок помог овладеть городом.

Военная судьба обошла Брежнева серьёзными ранениями. Было всего два случая, опасных для жизни. Первый – когда в апреле сорок третьего сейнер «Рица», следовавший из Геленджика в Мысхако, подорвался на мине. Леонида Ильича взрывом выбросило в море. Контузия была лёгкой, но вполне достаточной для того, чтобы успеть пойти ко дну. Спасибо морякам: успели прежде – и сохранили Ильича для истории. И второй случай – тоже связанный с «Малой землёй», когда осколком снаряда полковнику Брежневу выбило челюсть.

Удивительно, но Леонид Ильич дважды отказывался от заманчивых предложений. Первый раз, в сорок третьем, когда ему предложили вернуться в обком – на более высокую должность – для руководства восстановлением разрушенного хозяйства. И второй раз – годом позже, когда Леонид Ильич отказался от назначения на должность начальника Политуправления фронта. С первым отказом всё было ясно: хотел «дойти до Берлина». Сработала психология фронтовика: «уважать себя перестану, если уйду сейчас».

В сознании бывалых солдат такой поступок был сродни дезертирству с передовой. И вряд ли основными компонентами его были избыток героизма и чувства долга. Скорее всего, главенствовал момент психологии, неподдающейся логическому обоснованию: «дойду до конца – и всё тут! Хочу – как все!»

А, вот, мотив второго отказа до конца он не мог объяснить себе и потом. Казалось бы – путь наверх. Оттуда и до члена Военного Совета, и до генерал-лейтенанта – один шаг. Ан, нет: отказался. Почему? Не захотел отрываться от налаженных связей? Возможно: достаточно вспомнить, как солдаты после госпиталя стремились «вернуться домой», в родную часть.

Имелся и ещё один момент: Леонид Ильич был осторожным и рассудительным человеком. Он правильно рассудил, что на том месте, куда его рекомендовали, окажется без поддержки, один на один с людьми, настроенными в отношении него далеко не благодушно. Никто ещё – как минимум, в душе своей – не восторгался карьерным ростом сослуживца. Поэтому здравый смысл взял верх над мелким тщеславием.

И так было не только на войне, но и после. Леонид Ильич не стремился форсировать события. «Пусть всё идёт своим чередом – а я буду делать то, что мне и следует делать!» И так всё и шло: своим чередом. Леонид Ильич не высовывался – но и особенно не прятался. «По делам вашим судимы будете» – и его заметил Сталин. С подачи Хрущёва. Так Леониду Ильичу довелось «постоять у руля» в Запорожье, в Днепропетровске и Молдавии. В октябре пятьдесят второго он был избран секретарём ЦК КПСС и кандидатом в члены Президиума. Это был уже уровень! И было ему тогда всего сорок пять! Теперь уже можно было заглядывать и в те дали, которые прежде и в телескоп нельзя было увидеть.

Но «недолго музыка играла…»: умер кандидат в благодетели, так и не состоявшись в качестве такового «по полной программе». Берия и Маленков, в отличие от Хрущёва, не испытывавшие симпатии к Брежневу – не лично, а в числе «неофитов» – вывели его вместе с остальным «сталинским пополнением» из состава Президиума. Предлог сокращения: «обеспечение эффективности руководства». Несколько дней, пока определялась его судьба, Леонид Ильич находился в подвешенном состоянии – пусть даже и упав духом. Но сразу же после похорон Сталина в газетах появилось сообщение о том, что генерал-лейтенант Л. И. Брежнев назначен начальником Политуправления ВМФ – заместителем начальника Главпура. Хорошо ещё, что – так. Да и в звании повысили…

…Воспоминания были не из приятных – и Леонид Ильич нахмурился. Нелегко ему пришлось тогда. Тот год, как на фронте, следовало зачесть за три. Ведь сколько довелось претерпеть! И в основном, от Жукова, не терпевшего политработников и мечтавшего «очистить армию» от них. Правда, и Леонид Ильич отнюдь не был «мальчиком для битья». Ветераны Главпура, многое повидавшие на своём веку, диву давались: генерал-лейтенант Брежнев нисколько не трусил хамоватого маршала, и при случае за словом в карман не лез.