Александр Черенов - Брежнев: «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга первая

Никита Сергеевич, в последние годы особенно активно полагавший, что только он имеет право на мнение, был неприятно поражён афронтом со стороны Брежнева. А началось всё с того, что при обсуждении вопроса о создании автономных районов советских немцев в Поволжье как-то неожиданно «всплыл» вопрос о народах, подвергшихся репрессиям за участие большого числа их представителей в фашистских карательных формированиях: крымских татарах, карачаевцах, черкесах и так далее. Когда Брежнев начал приводить цифры, характеризующие «участие» «безвинно» наказанных, Хрущёв раздражённо оборвал его:

– Что Вы мне тычете эти цифры! У русских изменников было куда больше!

И тут случилось неожиданное. Леонид Ильич повысил голос на Никиту Сергеевича! Да, как повысил: перемежая цензурную брань с нецензурной!

– Как у Вас язык повернулся такое сказать?! Вы же, трам-та-ра-рам – фронтовик! Защищаете тех, кто мучил наших людей почище гестаповцев?! Чем Вы лучше их?

Слово за слово – сцепились, уже не разбирая выражений. Брежнев очень гордился тем, что ему всю войну довелось прошагать не дорогами, а как он говорил, «бездорожьем» войны. И поэтому ему неприятно было любое слово в защиту тех, с кем ему доводилось встречаться «на тропе войны».

А встречаться доводилось – в том числе, в бою – и с бандеровцами, и с крымскими татарами. В Чехословакии в мае сорок пятого года довелось ему воочию увидеть и власовцев. С тех пор он всегда так болезненно реагировал на любые попытки «отмывать добела» тех, кто не соответствовал даже формату «чёрного кобеля».

Совершенно неожиданно для Хрущёва, Брежнева поддержали и другие члены Президиума: Воронов, Полянский, Мазуров.

– Что-то Вас не туда занесло, Никита Сергеевич! – в сердцах бросил Геннадий Иванович Воронов, первый зам Хрущёва в Бюро ЦК по РСФСР.

– Как же Вы могли такое сказать?! – поддержал его Кирилл Трофимович Мазуров, в годы войны – один из руководителей партизанского движения Белоруссии, почти год находившийся на оккупированной территории на нелегальной работе.

Даже Михаил Андреевич Суслов – сухой, выдержанный, предельно осторожный человек, умевший приспособиться и к Сталину, и к Хрущёву – укоризненно глядя на Никиту Сергеевичу, покачал головой. В годы войны Суслов был членом Военного Совета Северной группы войск Закавказского фронта и начальником Ставропольского краевого штаба партизанских отрядов. Он-то, уж, был знаком с вопросом «национальных формирований» не понаслышке…

Впервые за последние годы Никита Сергеевич встретился с такой дружной оппозицией – и как раз там, где меньше всего ожидал её. Он сконфузился, промямлил что-то нечленораздельное – и быстро перешёл к хозяйственным вопросам повестки. Отступить-то он отступил – но ничего не забыл. И не потому, что был мстительным и злопамятным – хотя он был мстительным и злопамятным. Главное заключалось в другом: слишком хорошо Никита Сергеевич знал реалии политической жизни. Теперь он окончательно убедился в том, что «волчонок вырос в волка». Брежнев явно обозначился соперником в борьбе за власть. Пусть даже – потенциальным, но уже ясно заявившим претензии на самостоятельность!

И Никита Сергеевич предпринял упреждающие шаги. На июньском Пленуме шестьдесят третьего года он «протолкнул» кандидатуру первого секретаря ЦК Компартии Украины Подгорного в секретари ЦК КПСС. Таким образом, амбициям Брежнева создавался противовес в лице не менее амбициозного и по всем параметрам куда более грубого Подгорного.

Николай Викторович действительно многим отличался от Леонида Ильича. И не только характер у них был разный, но и жизненный путь. Подгорный не мог похвалиться военными заслугами: «гужевался в тылу». Окончив в тридцать первом Киевский технологический институт пищевой промышленности, он впоследствии так и работал «по специальности», в «сладкой промышленности»: восемь лет на предприятиях сахарпрома. В тридцать девятом «дослужился» до поста заместителя наркома пищевой промышленности Украины. А за год до войны неожиданно поднялся до замнаркома пищевой промышленности Союза.

Когда началась война, Подгорный был уполномочен Совнаркомом заниматься вопросами продовольственного снабжения армии. Но, видимо, он занимался этим «столь успешно», что уже в сорок втором его понижают в должности до директора Московского технологического института пищевой промышленности. Из замнаркома СССР – в директоры рядового института! И то – потому, что из номенклатуры уходят только «ногами вперёд».

О военной поре Николая Викторовича и сам он, и его биографии говорили потом невнятной скороговоркой, предпочитая быстренько переключаться на сорок четвёртый, когда он вновь был назначен заместителем наркома пищевой промышленности Украины. То есть, вернулся на ту должность, какую занимал пятью годами раньше.

И только в пятидесятом году, когда Подгорному шёл сорок восьмой годок, ему доверили партийную работу: он возглавил Харьковский обком партии. В пятьдесят третьем он ушел секретарём в ЦК КПУ, откуда его десятью годами позже и вытащил в Москву Хрущёв. Никита Сергеевич полагал – и небезосновательно – что Подгорный с его неприкрытыми амбициями и хамством «ляжет бревном» на пути лидерских устремлений Брежнева. Надо отдать должное Хрущёву: он знал кадры. И, чаще всего, безошибочно распознавал людей – особенно их слабости.

Поначалу задумки Никиты Сергеевича сбывались: Подгорный очень настороженно отнёсся к Брежневу, сторонился его и всячески демонстрировал, что они – ровня, и он ни в чём не намерен уступать такому же секретарю, как и сам. Но в отношении Брежнева Хрущёв ошибся: он явно недооценил своего некогда послушного выдвиженца. И, ладно бы, он ошибся в отношении одного лишь Брежнева: он совершил ошибку и в отношении Подгорного, слишком переоценив личную преданность того…

– Николай Викторович, насколько мне известно, Вы – заядлый охотник?

Леонид Ильич знал, на чём «подцепить» коллегу: охота была единственной страстью нового секретаря ЦК. Да и тот знал, что другого такого охотника, как Брежнев, ещё поискать надо. Разве что – сам Никита Сергеевич да Дмитрий Полянский, член Президиума и один из заместителей Хрущёва по Совету Министров. Но Хрущёв – больше «спец» по уткам. А они с Брежневым – по крупной дичи.

Однако не только страсть к охоте двигала Подгорным в его желании ответить согласием на предложение Брежнева. Он уже кое-что прослышал. Даже не столько «прослышал», сколько «кое о чём» начал догадываться. Николай Викторович, сам мастер по части интриг, не был новичком в политике, и умел держать «нос по ветру». Война – не в счёт: и на старуху бывает проруха.