Сергей Соколов - Грозный. Первый настоящий император Руси

– Хорошо поведано, а, боярин Ушатов! – сказал Иван. – Иди-ка поближе, Петр Иваныч. Отопрись теперь, скажи, что врет предатель!

– Мне отпираться не пристало! – сказал боярин с достоинством. – Сыновья мои, дети боярские, постарше тебя, великий государь. Нет ведь дороже ничего, кроме своих-то детей. Спас их как мог, а теперь суди меня.

– Да ты, Петр Иваныч, не только о сынах подумал. Ты хотел двух уток одной стрелочкой убить. Кабы про поджог да про сговор твой никто не прознал, все свалили бы на Епанчу. А что?! Каждый год Епанча да такие же товарищи-разбойники балуют по Руси, а Русь горит, горит! А тебе, у которого пол-вотчины бы сгорело, государь московский милости бы всякие насыпал, да? Приполз бы, погорелец, жалко бы стало тебя. Так рассчитал?

– Великий государь, не позорь, Христом Богом прошу. Я родовитый боярин, князь, от Рюрика, как и ты, веду колена. Одного леса моего на постройку сколько ушло, да людей – все отдал…

– Твоего леса! Кончится твой лес и род твой кончится. В предательстве спасение хотел найти! – Царь встал с кресла и скомандовал страже: – Увести боярина Ушатова. Три дня подержать в клетке возле палат, чтоб все, кем он тут правил, посмотреть на бывшего властелина своего могли. А потом отправить на Москву. Там дознаемся, не сговорился ли наш боярин еще с кем!

– А тебе все баловство, великий государь! Для потехи с казанцами воюешь, людей губишь, детей сиротишь! Все вернется тебе! – прокричал князь Ушатый, которого уже вели под руки стражники.

– А тебе чего бы хотелось, Юра? – спросил его милостиво Иван.

– Покаяться в грехах! Прощения просить, великий государь!

Игумен поднялся со своего места и обратился к царю:

– Государь наш, опора и надежда православная, прошу, только не в обители это покаяние. И так уж казни устроили в Боговом месте!

– Ну что же, уважим игумена, святого человека! Отведите пленных за стены монастырские и дайте им покаяться! – отдал приказ Иван.

– Благодарствую, государе! Великий государь милостив! Там церковь, да? – заверещал Юра, кланяясь и заглядывая в глаза окружающим. Его и остальных двух пленных вели к воротам. Последнее, что он увидел в своей жизни, это закатная пойма Волги и взмах шестопера, которым царский стражник ударил его в висок. Остальные двое погибли одновременно от ударов топорами в затылок. Плюханье о воду тел, сброшенных в ров у монастырской стены, подняло на крыло копавшуюся до этого в тине цаплю. Птица с шумом разрезала воздух, описала дугу и полетела в сторону плесов.

Высокие стрельчатые арки малого зала мечети делали его зрительно гораздо выше, чем он был на самом деле. Умело набранные французскими мастерами витражи с сурами из Корана причудливо преломляли солнечный свет и разноцветными отблесками украшали стены. Большой зал главной казанской мечети, где происходил намаз и сотни правоверных воздавали хвалу Всевышнему, был еще красивее и торжественнее, но именно здесь, в малом зале, сеид Кул-Шариф мог молиться в одиночестве, думать, писать или проводить важные встречи. Зал был построен по примеру Черной палаты, которая когда-то была одним из мест сосредоточения власти в Древних Булгарах. В нем также было четыре входа по сторонам света. Но здесь, в Казани, все было выше, тоньше и изысканнее. Лучшие мастера мусульманского зодчества из Северной Африки трудились над созданием этой мечети и вложили в нее весь опыт и умения.

Высокая и статная фигура сеида Кул-Шарифа, казалось, была важнейшей составной частью всего архитектурного образа. Легким жестом он пригласил бека Чапкына Отучева, мурзу Камая, князя Епанчу и посла Рашида расположиться на кожаных топчанах, стоящих полукругом.

– Я хочу выслушать подробно о планах и делах Москвы. Как исполнен мой наказ, князь Епанча?

– Благословенный сеид, посланник Пророка! – Епанча встал и поклонился. – Ты волен казнить меня, наказ твой не выполнен. Твои посланники были обнаружены и казнены. Князь Ушатов, который за выдачу сыновей обещал содействие, в опале отправлен на Москву. Мы сожгли лишь десяток деревень и привели скромный полон. Всех рабов под стенами крепости на Ташаяке ожидает твой осмотр: выбери, хоть всех забери.

– Садись, князь. Усомниться в твоей верности и отваге может лишь безумный. Говори ты, Рашид-бек! Всех ли благочестивых наших людей мы потеряли на Москве?

– Милостивый сеид, отражение Аллаха на земле! – Рашид вскочил и закланялся быстро и часто. – Из потерянных лишь дервиш Сахиб показал себя верным воином ислама и умер достойно! Но на Москве есть еще люди ханства, и цепь вестей не прервется. Царь Иван повелел следующее. Весь срубленный под Угличем город сплавлять по Идели вниз. Все уже разобрано, помечено и уложено в плоты. И еще… Главной ладьей плывет новый наместник, назначенный царем Иваном на Казань.

– Вот как? – Кул-Шариф приподнял бровь с удивлением. – Кто же из русских осмелился принять на себя начало над великим Казанским ханством?

– Нет, не русский. Татарин. Шах-Али, хан касимовский!

– Аллах услышал мои молитвы! – Сеид воздел руки вверх.

– Верно ли я понял тебя, великий? – развел руками Чапкын Отучев. – Ты благословишь этого жирного шакала на ханство? Помнишь ли ты его прошлое царствование?

– Помню, помню, уважаемый бек! – отвечал Кул-Шариф со спокойной улыбкой. – И мыслю не на одно лето, а на столетия!

– Прости великодушно воина, великий сеид! – поклонился Епанча. – Нет ли у тебя сомнений в нашей силе? Мы не пустили неверных в крепость два года назад, не пустим и теперь. Терпеть русского наместника люди казанские смогут. Стиснут зубы и стерпят. Но чтобы манкурт Шигалей… бунт будет, арские не стерпят точно! Прости, но это так!

– Ты сказал то, о чем я думал годы, достойный Епанча! Ты настоящий сын татарского народа, верный, с горячим сердцем. Люди устали от войны, люди бедны. Многие беки лишились дохода от торговли не только на Идели, но и на Каме. Пустить русского наместника придется все равно, чтобы дать отдых, пополнить амбары и табуны. Если бы пришел русский лис Адаш или Микулин – они сели бы в городе тихо, смотрели бы по сторонам и выжидали. Посылали бы грамоты-доклады Ивану. Кто-то из людей смирится, будет рад худому миру. Но Шах-Али – дело совсем другое! Он мечтает, во сне видит власть над Казанью. Он помнит, как его, как шелудивого пса, выкинул с престола Сафа-Гирей, благословенна память о нем! Он ничтожен, поэтому захочет мстить и доказывать величие свое. Этого народ не стерпит, народ его снесет вместе с русской властью. Когда ставленник Москвы будет врагом, то врагом будет и Москва, на курултае призовут на ханство крымцев или ногайцев. Придут тысячи воинов и вышвырнут Москву обратно, в дремучие леса на Оку. Где ей и положено сидеть.