Николай Кикешев - Встань и иди

– А это что? – спросил Устинов, глянув на него исподлобья.

– Обоснование, почему нецелесообразно вводить войска в Афганистан, – ответил Огарков, стараясь сохранять спокойствие.

Устинов вдруг взорвался:

– Вы постоянно строите какие-то козни! Систематически саботируете мои решения! А сейчас вам уже не нравится то, что готовит руководство страны. Это не ваше дело. Все решает Политбюро! Ваше дело – штаб.

– Вы заблуждаетесь! – сдерживая волнение, ответил Огарков и с достоинством в голосе добавил: – Генеральный штаб Вооруженных Сил – не канцелярия министра, а главный орган государства по управлению армией, флотом и обороной страны как в мирное, так и в военное время. И Генштаб обязан знать все, что касается Вооруженных Сил. Кстати, Дмитрий Федорович, в военное время должность министра обороны упраздняется, а Генштаб подчиняется Верховному Главнокомандующему, которым является глава государства.

– Ах, так вы хотите командовать Вооруженными Силами Советского Союза, – взвился Устинов. – Может, вам и Политбюро подчинить? Вы хотите всю власть в стране захватить? Не выйдет!

Огарков опешил от этих обвинений.

– Да не хочу я ничего захватывать, – сказал он примирительно. – Просто я вижу, что вы решили низвести Генштаб до уровня своей канцелярии. Я уже не один раз повторял: этого делать нельзя! Такими действиями вы наносите ущерб лично себе, своему авторитету, бросаете незаслуженную тень на Генеральный штаб. Я понимаю, что у вас появилась неприязнь ко мне. Но личные отношения можно было бы отделить от Генштаба, а не перекладывать его на моих подчиненных. Вы никак не можете смириться с тем, что министр обороны и Генштаб выступают на равных, что у начальника Генштаба может быть совершенно иное, чем у министра обороны, мнение.

– Я больше разговаривать с вами не намерен! – раздраженно перебил его Устинов и ушел в комнату отдыха, хлопнув дверью.

Не чуя ног, Огарков буквально влетел в кабинет Варенникова, швырнул папку на стол. Лицо его было покрыто красными пятнами. Чтобы хоть как-то успокоится, маршал подошел к окну и неподвижно смотрел на улицу невидящим взглядом.

– Что случилось? – участливо спросил Варенников, прервав затянувшееся молчание.

– Скандал, Валентин Иванович, – медленно проговорил Огарков, все также уставившись в окно. – В полном смысле слова – скандал. Видели бы вы, что там было! В чем он меня только не обвинял! Хорошо хоть, что мы были вдвоем.

– Товарищ маршал, – Варенников подбирал слова, чтобы не травмировать уязвленное самолюбие начальника, – то, что министра прорвало, – этого следовало ожидать. Конечно, это неприятно и ему, и вам, но когда-то это должно было случиться. Он успокоится, и отношения станут хотя бы внешне нормальными. Зато теперь вы знаете, что у него в голове. Да и ему, наконец, стало ясно, что такое Генштаб. В этой обстановке, я думаю, вам было бы удобно позвонить Громыко или Андропову, а может быть, тому и другому, и предложить, чтобы они выслушали и вашу позицию. При этом можно было бы намекнуть, что одному Дмитрию Федоровичу делать выводы по вашему докладу будет неудобно, так как здесь затрагиваются политические аспекты.

– Да-да, мне надо переговорить с ними именно сейчас, – согласился Огарков и решительно направился в свой кабинет.

Утром ему позвонил Устинов и, как ни в чем не бывало, сказал:

– Николай Васильевич, вам к одиннадцати часам необходимо быть в Кремле в Ореховой комнате. Состоится встреча членов Политбюро, и вы доложите им свои взгляды на афганскую проблему.

В Ореховой комнате обычно собирались члены Политбюро до начала совещания. На встречу пришли Андропов, Громыко и Устинов. Несколько позже к ним присоединился Суслов. Все они были прекрасно осведомлены о положении в Афганистане, каждый имел свой канал информации, но по настоянию Устинова выслушали и позицию Огаркова.

Вернувшись в Генштаб, он пригласил к себе Ахромеева, Варенникова и подробно проинформировал их о встрече.

– Я двадцать минут докладывал и час отвечал на вопросы, – подытожил он свой рассказ. – Активно себя вел только Андропов. Громыко задал три-четыре вопроса. Устинов вообще ни о чем не спрашивал – ему, видимо, все ясно.

– Но вы почувствовали, к какому решению они склонны? – спросил Варенников.

– Как-то однозначно сказать нельзя, – Огарков в раздумьях потер подбородок, – но то, что и Громыко, и Андропов нервничали, – это было видно, особенно когда я говорил о возможных последствиях для Советского Союза ввода войск в Афганистан.

– Еще бы не нервничать! – воскликнул Варенников и предложил: – Наверное, надо бы сообщить Алексею Николаевичу Косыгину о вашей встрече?

– Да, я сейчас позвоню и ему, и другим товарищам, – сказал Огарков. – Я чувствую, что руководство страны фактически уже у порога принятия решения о вводе наших войск в Афганистан. Думаю, что не только Устинов согласен на ввод войск, но и Леонид Ильич. Давайте попробуем еще раз встретиться с Дмитрием Федоровичем и уговорить его не делать этого.

Министр на разговор согласился, пригласил на него Епишева. Он слушал Огаркова не перебивая, однако на его скучающем лице можно было прочесть: «Ну, зачем ты мне все это говоришь? Уже все решено, и я не намерен что-то менять!» Когда Николай Васильевич закончил выступление, министр спросил Епишева:

– Алексей Алексеевич, у тебя вопросы есть?

– Да нет у меня вопросов, – ответил тот, и, с деланным возмущением добавил: – У товарища Огаркова всегда свое особое мнение.

– Это верно, – согласился Устинов. – Я учту позицию Генерального штаба.

Когда уже собрались уходить, Варенников решил поддержать начальника, горячо проговорил:

– Товарищ министр обороны, это последний шанс остановить надвигающуюся беду. Мы очень надеемся на вас.

Огарков решительно добавил:

– Афганцам надо дать возможность самим разобраться в своих делах. Наша армия тут не поможет.

8 декабря Огаркова снова пригласили на совещание в Ореховую комнату. В течение часа он старался убедить членов Политбюро не вводить войска. Но напрасно старался. Андропов, Громыко, Устинов и Суслов хотели полнее вооружиться к совещанию с участием Брежнева. Но не для того, чтобы его отговаривать. Пружина войны уже была спущена и все крутилось только по ей ведомым законам. В Кремле понимали, что без советских войск устранить Амина от власти трудно. Полагаться только на внутреннюю оппозицию рискованно: власть может оказаться в руках исламистов, с которыми не по пути. И где гарантии, что афганская армия поддержит Бабрака Кармаля? В воинских частях, отрезанных от своих штабов, то и дело вспыхивали вооруженные мятежи. Восстаниями охвачены более половины провинций страны. Сумеет ли он отразить натиск вооруженной оппозиции, которая контролирует половину территории Афганистана, свыше 10 миллионов человек.